Запретная механика любви
Шрифт:
Толпу вдруг стало теснить в сторону — откуда-то набежали полицейские, расчищая кому-то дорогу. Дерек еще сильнее сжал руку Анны, оттаскивая за собой, и она мысленно поблагодарила его за то, что все это время он просто был рядом и ничего не говорил. Впереди замелькали мундиры и погоны, и Анна вдруг увидела человека, портреты которого висели во всех учреждениях Хаомы.
Король Пауль пришел посмотреть на гибель собора. Явился оценить выполнение своего приказа — при всех гадких ужасах своей природы, Эвгар никогда не поджег бы храм без высочайшего соизволения, Анна
— Как же горит…
Король был потрясен. Он позволил поджечь собор святой Марфы, и смерть храма задела его до глубины души, если у владыки, конечно, была душа. Анна вдруг почувствовала на себе чужой пристальный взгляд и только теперь поняла, что рядом с Паулем стоит принц Эвгар.
Его высочество выглядел так, как и полагается: сдержанным, очень строгим, скорбящим. Радость от гибели арниэлей — а Анна ощущала ее, когда смотрела на Эвгара — была спрятана очень глубоко, так, чтобы никто не увидел. Но когда принц останется один, без свидетелей, то будет петь и плясать и откроет бутылку с южным шипучим, и вызовет самых лучших столичных куртизанок.
Эвгар увидел, что Анна смотрит на него, и позволил себе улыбнуться — легко, едва уловимо. Видишь, что бывает, когда сопротивляешься, словно бы говорила эта улыбка. Всегда побеждает тот, у кого власть — и тот, кто может эту власть показать. И даже не сомневайся: никто из уцелевших арниэлей, никто из их помощников и друзей среди людей не осмелится поднять голову и отомстить нам. Потому что если мы уничтожили одну из хаомийских жемчужин, и не испытали ни стыда, ни сомнений, ни боли, то с людьми тем более не станем церемониться. И посмотри по сторонам — народ скорбит об утрате, но есть и те, кто искренне рад тому, что арниэли стали пылью, тем, чем и должны быть.
Эвгар отвернулся, с подчеркнутой скорбью ответил на вопрос какого-то из господ в мундирах, и мысленный поток оборвался.
Анна всхлипнула и без чувств обмякла на руках Дерека.
— Вы останетесь, милорд?
Напыщенный дворецкий Анны смотрел на Дерека с нескрываемым испугом — он был из той породы людей, которые обладают чутьем полицейской собаки, и с первой встречи прекрасно понял, что нужно подчиняться, не вызывать неприязни и не совать нос, куда не следует.
Желает жених ночевать в доме своей невесты вопреки всем традициям — ну и хорошо.
— Да, я останусь, — Дерек вспомнил мертвенно-бледное лицо Анны, которую только что унесли в ее спальню: уехать сейчас было бы равносильно предательству, а предателем он никогда не был. Дворецкий понимающе кивнул.
— Да, милорд. Я прикажу подготовить для вас гостевую спальню. Есть ли какие-то распоряжения по поводу ужина?
Прекрасно, в нем видели будущего хозяина этого дома и держались соответствующе. Дерек мысленно усмехнулся. Он слишком себя ценил для того, чтобы всю оставшуюся жизнь соперничать с тенью идеального Джона и никогда не победить.
— То же, что и всегда, — ответил Дерек и, отпустив дворецкого, поднялся в спальню Анны.
Девушка не спала — лежала на кровати поверх покрывала, не переодевшись в домашнее платье. Ее взгляд был темен и тускл, она переживала потерю тех, кого любила, и Дерек не знал, как ей помочь. Никакие его слова, даже самые искренние и проникновенные, не заставили бы ее раны затянуться. Не исцелили и не помогли.
Он присел на край кровати и сказал:
— Гиневра В-тридцать жива. Я велел хозяину не выпускать ее из дома.
Тусклые глаза Анны прояснились.
— Когда это вы успели познакомиться? — прошелестел ее голос, и в нем сейчас не было глухой пустоты смерти.
— Утром видел ее в парке с воспитанником. Письмоводитель горного департамента к ней приставал, я заступился.
Анна едва заметно улыбнулась краем рта. “Вот бы она захотела поесть чего-нибудь, — подумал Дерек. — Это было бы очень хорошо. Когда ешь, то не переживаешь”.
— И Ноа наверняка в пути, — продолжал Дерек. — И Дженни должна зарабатывать деньги, а не бить поклоны в храме. Многие уцелели, Анна. Ты потеряла не всех.
Анна всхлипнула и села, Дерек обнял ее — какая же она маленькая и слабая. Но и стойкая — после всего, что ей пришлось пережить, Анна хорошо держалась.
— Что теперь будет? — негромко спросила она. Дерек погладил ее по голове и вспомнил, как она швырнула в него снежком. Это было очень теплое, искреннее воспоминание — но не их будущая семейная история, сейчас он это знал совершенно точно.
Ему не было грустно. Все шло так, как и должно было идти. Анна казалась ему раненой птицей, которую он подобрал, вылечил и привязался к ней. Но эта привязанность и искреннее тепло не означали, что птицу нужно держать в клетке.
Птица должна лететь. Высоко-высоко, среди облаков, на ладонях ветра.
— Поджог собора это знак, — ответил Дерек. — Для тех арниэлей, которые уцелели, и для их друзей среди людей. Теперь они будут постоянно думать: что еще придумает его величество для нас и наших близких, если мы сделаем что-то не так?
— Они не пожалели собор, — вздохнула Анна. Снова всхлипнула. — Люди для них тем более мелочь.
— Вот именно. Акция устрашения прошла успешно, как сказал бы Санторо.
Арниэли изучали людей, но вряд ли могли предвидеть такой поворот. Никаких переговоров с теми, кто угрожает. Пусть они увидят, с кем имеют дело, и поймут, что намного безопаснее просто сидеть, не высовываться и благодарить небеса за то, что у них осталась жизнь.
Маленький Джейми по-прежнему будет класть голову на плечо Гиневры. Вот и хорошо.
— Попробуй починить Джона, — сказал Дерек. — Может, и получится восстановить его память.
Анна отстранилась от него — она смотрела с таким удивлением, словно Дерек предложил ей сделать что-то совершенно невероятное. Словно она ждала от него чего угодно, только не этого.
— А потом?
— Если у тебя все получится, то я куплю вам два билета в Лекию, — ответил Дерек. — Там Эвгар вас не достанет.