Запретное чтение
Шрифт:
Николай резко схватил сына за шею и привлек к себе:
– А ты готов по зову сердца пойти туда, куда пошлют?
– Нас и так уже все «послали»… – вдруг огрызнулся Костя.
– Это… что такое? Мать, вот твое аполитичное влияние!
Я снова уткнулась в книгу. Надо же, сорвалась на пустом месте, и сына спровоцировала. И откуда это мое раздражение? Ведь я в шаге сейчас от мечты – от моря! Оно придаст сил, вернет ощущение счастья, даже по запредельному курсу доллара. Что делать, мы вынуждены жить в предлагаемых обстоятельствах, если вокруг все рушится, и никто
Я предпочла продолжить витать в мире книжных иллюзий, только краем уха еще невольно слышала диалог Коли с сыном:
– Ты рассуждаешь как пятая колонна!
– А что это такое?
– Гм… Пятая колонна – это те, кому ничего не нравится в нашей стране, они не любят ее, но живут в России, при этом, между прочим, поддерживают еще связь с нашими врагами – с Европой, с «америкосами». Эта пятая колонна всегда готова выступить против своего народа и роет, роет яму под страну: демонстрации протеста, пикеты устраивает, революцию цветную вынашивает. Ей, чем хуже, тем лучше. Лишь бы деньги дали из-за рубежа.
– У России только враги? А друзья есть?
– Есть.
– Какие?
– Армия и флот, сынок.
– Плохо, когда мало друзей. У нас Витек в классе со всеми перессорился, так его все чмомят. Плохо ему, Витьку…
Я многозначительно посмотрела на мужа. Кто-то из соседнего ряда даже тихо хохотнул. Коля постарался и в этой ситуации быть невозмутимо бодрым:
– Ничего страшного, надо быть закаленным, добро всегда должно быть с кулаками! За правое дело против этой самой пятой колонны и всех внешних врагов.
– А почему колонна – пятая? Сколько их всего? И почему революция называется цветной?
– … не знаю точно. Так сейчас все говорят.
Тут я вновь не выдержала:
– Ему еще рано знать такие вещи! И незачем!
– Почему рано? – не согласился муж. – Надо уже сейчас постигать азы глобального противостояния.
«Мужа не переделать: упертый до предела, – поворчала я про себя, но, все же, добродушно подвела итог в пользу мужской брутальности. – Лишь бы показать себя, территорию свою пометить…».
«В следующее мгновение Йот уже склонился над Мией. Она вздрогнула от испуга, увидев его лицо прямо над собой. Опытный охотник, он умел подбираться тихо, как будто перемещался не по земле, а летал по воздуху.
– Что с тобой сегодня? Я сорву с тебя одежду…
– Нет. Завтра понадобятся силы: снова будем искать воду. У нас все меньше времени. Спи.
– Мне не спится, Мия…
– Надо спать. Я слышала, что на востоке есть жрецы, которые могут вызвать воду. А на западе знают, как ее искать и добывать. Надо решить с утра, к кому мы обратимся.
– К жрецам.
– Но почему?
– Они быстро прочитают молитву богам. А те, с запада, будут долго что-то объяснять. Мы потеряем время впустую: слишком сложно и скучно они говорят. Если бы западники жили среди нас, я бы вырвал их вялые языки. Что они только могут рассказать своим женщинам?
Мия улыбнулась. Она хорошо помнила, как он умеет показать себя. От его голоса, имитирующего звуки чуть ли не всех птиц, обитающих в долине, от его сильных рук, машущих как крылья, черных зрачков, бешено вращающихся в изображении танцем огромного черного медведя, такого он один смог убить недавно, становилось веселее и появлялись силы жить. Только он знал простые, ясные решения, только он никогда не сомневался, поэтому его любило, ему верило все племя.
– Но, Йот, а если жрецы ошибутся?
– Они не могут ошибиться, они же будут обращаться к богам. Или ты хочешь сказать, что ошибутся боги?»
Отель нисколько не разочаровал: в принципе, все оказалось на высоте. И номер был с видом хотя и не на море, но на горы, покрытые бурной растительностью, и море было чистым и теплым, песчаный пляж вызвал у сына просто восторг. Ему очень нравилось из мокрого песка возводить «фэнтезийные» замки, наподобие тех, что мрачным непреступным видом внушали ужас в известном романе Толкиена. Коля тоже вел себя благопристойно, активно проводил время с сыном, даже ежедневно формировал его меню. Сына это бесило, но диалог между ним и папой о том, что мужчине на данной стадии развития лучше употреблять в пищу, продолжался еще с домашнего порога и казался, в общем, естественным.
Единственное, удивляло то, что муж совсем не расставался с фотоаппаратом. Он приобрел его недавно за приличную цену (аппарат профессиональный, сложный, способный делать снимки высокого качества), и теперь как раз представился случай его опробовать в деле. Ну не до такой же степени! Коля фотографировал все подряд: каждый цветок, сына едва ли не в покадровом движении, пробегающую ящерицу, проползающую гусеницу, медленно бредущего с метлой, словно дремлющего на ходу, работника отеля. Но когда он начал фотографировать в ресторане тарелки с едой, у меня лопнуло терпение:
– Зачем ты фотографируешь еду? Еще подумают, что еда для нас экзотика. Или ее количество…
– Мне хочется зафиксировать каждый момент, создать снимками атмосферу, – возразил муж. – Вот пройдут годы, мы с тобой откроем в старости альбом и будем его пересматривать – появится чувство, будто мы снова в том же месте. Для чего и нужна фотография. Или я не прав? Вот и сосед со мной согласится… Вы же русский, да, по внешности судя? – почему-то обратился он к светловолосому мужчине за соседним столиком.
Тот сидел один, медленно пережевывая овощной салат, и, как мне показалось, уже несколько минут наблюдал за нами, особенно с момента, когда муж и сын спорили относительно того, что Косте следует съесть, а что – нет (что не сделает его готовым «к труду и обороне»).
Мужчина на мгновение замер в раздумье, пожал плечами, глядя в стол:
– Я думаю, фотографировать все подряд – это забрать увиденное с собой, как собственность в чемодан, раз нельзя отрезать кусок земли, забрать цветы, черпануть моря, нельзя забрать эти красивые блюда… Извините, вы спросили – я ответил, – он с сожалеющим видом поднял глаза на мужа.