Запретное чтение
Шрифт:
– Можно мне Вас еще спросить?
– Забирайтесь на камень и тогда спрашивайте.
– Зачем на камень? Отсюда разве нельзя поговорить?
– От моих ответов Вы можете захлебнуться.
– То есть?
– Утонуть от негодования.
– Интригующе…
Я взобралась на плоскую скалистую платформу, которая была, однако, скользкой. Без помощи моего собеседника вряд ли бы смогла это сделать, подумала: «Ох, и взревновал бы меня сейчас муж!» Но камень был вне поля его зрения.
– Ксения, – представилась я, опираясь на руку мужчины и невольно
– Каф, – ответил он, не моргнув глазом.
– Как это… Каф? Вы смеетесь?
– Нет, правда, Каф.
– Вы русский?
– Во мне много кровей понамешано.
– Но почему – Каф?
– Мой отец был… астрономом. Каф – это звезда в созвездии Кассиопея.
– А отца как звали?
– Ар… нольд.
– Каф Арнольдович, как Вам живется в России с таким именем и отчеством. Вы, вообще-то, россиянин?
– Не вполне. Я, вообще, человек Мира. Значит, и россиянин тоже. Так в чем главный вопрос, Вы их так много уже задали?…
– Извините, как-то странно все. А мой вопрос, про который я уже чуть не забыла, вот в чем заключается… Боже мой, я не помню! – я начала почему-то хохотать как после бокала крепкого вина.
– Вы хотели продолжить разговор о воспитании, – ответил этот самый Каф Арнольдович.
Тут я уже совсем встала в тупик:
– Ну да, и как Вы догадались?
– Все просто. В ресторане Вас задело мое высказывание о воспитании, и Вы хотите выяснить, почему я считаю, что воспитание – иллюзия.
– Нет, так не пойдет, неубедительно, я могла и просто о чем-то другом спросить… Поясните все же еще.
– Еще я видел Ваши глаза тогда, когда я говорил об этом. Я понял, что вопрос о детях и воспитании для Вас один из главных в жизни.
– Вы психолог?
– Боже упаси.
– А что так? Не верите психологам?
– Такой науки и профессии не существует, иначе надо было бы признать, что есть наука и профессия «человековед». Сегодня неизвестно никому, что есть человек. И разве можно научиться человеческой жизни и научить других? Нельзя научить любви. То есть, можно о ней рассказать, но научить – нет. Можно дать оценку другому человеку, но как считать эту оценку научным фактом? Разве является наукой та область знаний, где все основные оценочные категории связаны с субъективным мнением человека? Я высказываю всего лишь мнение. Вот физика, химия, математика – другое дело.
– Ладно, Вы не психолог, тогда – кто?
– А какое это имеет значение? У меня свой бизнес. Так отвечают на подобный вопрос мимолетным собеседникам чаще всего.
– Очень содержательно. А я вот педагог и интересуюсь, почему воспитание – иллюзия?
– Науки и профессии «педагогика» тоже нет.
– ?
– Есть учитель в школе или преподаватель в институте. Они все каждый на своем этапе пытаются передать знания, но не формировать человека. Это миф.
– А вот система Макаренко, она же целое поколение бывших преступников социализировала!
– При этом была востребована лишь там, где работал этот неординарный человек, и только в условиях казарменного социализма. Ушла эпоха, ушла система. Сегодня никого не заставишь выполнять рекомендации Макаренко. Тогда в чем закономерность, в чем научный педагогический факт, извините?
– Ладно, нет педагогики школьной, вузовской, но все-таки есть же, в принципе, воспитание? Родителями ребенка, например. И пусть не так, скажем, как представляет себе мой муж, по-другому, но как без воспитания вообще?
– У каждого человека есть судьба, доказательством этого является талант. Долгое время считалось, что он всегда связан с генами. Но сейчас масса фактов, когда в безголосом роду рождается соловей и наоборот. Никто это объяснить не может. Растерянные родители не знают, что делать со своим ребенком, как правило, «ломают» его, заставляя повторять свою судьбу. Но они не могут знать главного: для чего он пришел в эту жизнь. Как можно изменить того, о ком ничего не знаешь? И не узнаешь никогда. Знает только Космос.
– Что же тогда Вы оставляете родителям и обществу?
– Пример. Всего лишь пример. Но не как повторение твоей родительской судьбы, а как отношение к жизни, к людям, к миру.
– Ну, вот. Это разве не воспитание?
– Нет. Потому что пример вовсе не является в моем понимании демонстрацией, установкой, это просто собственная жизнь родителей, старших родственников, братьев, друзей. Такая, какая есть, и не более. Но и не менее. А у ребенка есть выбор, как к этому отнестись.
Тут я не выдержала и, соскальзывая с камня в воду, полушутливо бросила ему:
– Я знаю, кто Вы… Вы – провокатор. Ваш стиль жизни – провокация. Зачем? Самореклама?
Он не ответил, или я не услышала, поскольку плыла обратно к мужу и ребенку, чтобы продолжить заниматься их воспитанием. Подумала рассказать Коле и об этих высказываниях странного человека под именем Каф, но удержалась, чтобы не возбуждать в муже гнев лишний раз. Хотя… Может быть истинной причиной моего молчания, в данном случае, было совсем другое: я подсознательно надеялась сохранить это общение в тайне. Чтобы… получить право на его продолжение?
«Он, Амири, действительно, тот, кого уже не должно быть. Она осознавала это точно. Безнадежно расставшись с любимым, знаешь, как разрывается грудь от глубокой внутренней боли, от невозможности что-то изменить, от понимания, что однажды все же придется сдаться: надо начинать жить заново, иначе можно сойти с ума.
Нет, она стала женой Йота не по принуждению, она считала, что любит его, потому что невозможно не любить сильного, красивого, уверенного в себе героя. Она считала так до тех пор, пока не осознала: любовь это нечто другое. Горящий и тоскливый взгляд Амири она встречала всегда, как только пересекалась с ним глазами. Йот и Амири были совсем разными. Йот всегда хотел определенности, он не понимал фантазий Амири и его предложений жить по-другому.
Конец ознакомительного фрагмента.