Запретное искушение
Шрифт:
— Хорошо, — нерешительно говорит она, не делая ни малейшего движения, чтобы встать или подойти ко мне, и, в конце концов, я знаю, что это, вероятно, к лучшему, даже когда нож вонзается мне в грудь. Расстояние – это то, что нам нужно. То, что лучше. Ты это знаешь.
— Сегодня утром я ездил в поместье Кашиани, — медленно произношу я, думая о том, как лучше сказать то, что должно быть сказано. — Он согласился оказать мне свою поддержку, а также призвал другие семьи сделать это, учитывая давнее уважение, которое они с моим отцом питали друг к другу.
Саша кивает, ее губы все еще представляют собой тонкую линию на бледном лице.
— Это хорошо, не так ли?
— Это так, но за это приходится платить.
Я вижу, как по ее телу пробегает дрожь, но она ничего не говорит, позволяя мне закончить.
— Я обручаюсь с его дочерью Адрианой. Через неделю здесь, на торжественном приеме.
Я вижу, как Саша отшатывается, как будто эти слова физически бьют ее. Она тяжело сглатывает, пошатываясь, а затем ее глаза поднимаются на мои, стеклянные от боли.
— Проснулись прошлые чувства? — Тихо спрашивает она, и теперь моя очередь отшатнуться.
— Конечно, нет, — фыркаю я, качая головой. — Я едва знаю ее. Я не помню ее с тех пор, когда мы были детьми, и с тех пор я встречался с ней всего один раз. Это не имеет ничего общего с любовью.
— Значит, вожделение, — бесцветно говорит Саша, и я испускаю долгий вздох.
— Нет, — твердо говорю я ей. — Это не любовь и не похоть.
Вопреки здравому смыслу, я делаю шаг вперед, направляясь к ней, пока между нами не остается всего несколько дюймов. Я опускаюсь перед ней на колени, протягиваю руку, чтобы нежно приподнять ее подбородок, пока ее глаза не встречаются с моими.
— Единственная женщина, к которой я когда-либо испытывал вожделение, это ты, Саша, — тихо говорю я. — Не только из-за ощущения твоей кожи под моими руками, мягкой и теплой, или того, как ты целуешь меня, как твои губы соприкасаются с моими. Не только за то, каково это, когда я проскальзываю в тебя, или за то, какая ты красивая, или за то, как ты звучишь, когда стонешь для меня в постели. Я вожделею тебя из-за того, кто ты есть, из-за твоей красоты, да, но также из-за твоей силы, твоего огня, твоей храбрости и нежности, всего того, что заставляет меня любить тебя и будет заставлять любить до самой смерти.
Я отстраняюсь, мои руки опускаются перед собой, я вижу, как слезы собираются в ее глазах, когда они смотрят на меня в ответ.
— Все, что мы сейчас делаем, это причиняем боль друг другу, Саша. Пока я свободен, ты всегда будешь хотеть меня, и я никогда не смогу перестать хотеть тебя. Ты никогда не двинешься дальше, и я тоже. Мы навсегда останемся в ловушке этого цикла, желая и причиняя боль, пока не разорвем друг друга на части, или пока я не сдамся и не подвергну тебя опасности из-за этого.
Я делаю глубокий, прерывистый вдох.
— Все, что я делаю, Саша, это вывожу себя из уравнения. Тогда ты сможешь жить своей жизнью так, как ты должна. Когда опасность, исходящая от твоего отца, будет устранена, ты сможешь двигаться дальше, а я использую свое влияние, чтобы убедиться, что никто никогда больше не сможет причинить тебе вред.
Саша отпрянула назад, ее глаза расширились от горя.
— Это неправда, — хрипло шепчет она. — Ты делаешь мне больно прямо сейчас, делая это.
— Такая же веская причина, как и любая другая, чтобы уйти, — тихо говорю я, слыша, как мой голос срывается. Я поднимаюсь на ноги, отступаю назад и смотрю на нее сверху вниз. — В конце концов, я обещаю, ты поймешь, что это был правильный выбор. Я даю тебе выход из этого мира, в который тебя втянули против твоей воли.
— Я не хочу, чтобы ты это делал, — шепчет Саша, но я уже отступаю, заставляя себя отстаивать свое решение.
— Я женюсь на Адриане, — тихо говорю я ей. — Но мне нужно, чтобы ты поняла, Саша, этот брак по расчету, чтобы создавать союзы и… наследников, и ничего больше. Я никогда не буду любить ее и не захочу ее, только в качестве продолжения рода, иначе я не прикоснусь к ней. Я буду соблюдать свои клятвы настолько хорошо, насколько смогу, сохраняя при этом ту, которая для меня значит больше всего.
В голосе Саши слышится нотка горечи, когда она, наконец, заговаривает.
— И которую же из них?
— Клятву защищать тебя. — Я с трудом сглатываю, заставляя себя продолжить. — Это было бы долгом моего брата, жениться ради семьи, а теперь это мой долг.
Саша вздергивает подбородок, в ее глазах блестят слезы.
— Ты собираешься всю свою жизнь занимать место своих братьев? Или ты когда-нибудь собираешься найти свое?
Я не уверен, узнает ли она когда-нибудь, как глубоко ранили ее эти слова в тот момент. Но я заставляю себя дышать, не обращая внимания на то, что по ее лицу начинают течь слезы.
— Как только опасность минует, — мягко говорю я, — ты сможешь вернуться домой.
— А ты? Куда ты пойдешь? — Ее голос срывается, и она обхватывает себя руками.
— Я останусь здесь. — Слова, когда они произносятся, звучат так же окончательно, как могила. Я вижу, как ее плечи начинают сотрясаться от рыданий, и больше всего на свете мне хочется подойти к ней. Я хочу сказать ей, что ничего такого не имел в виду. Но вместо этого я поворачиваюсь и выхожу из комнаты, закрывая за собой дверь, заглушая звук ее слез.
Больше всего я хочу, чтобы она была в безопасности. Это лучший способ.
Я должен в это верить, иначе я не знаю, что будет дальше с каждым из нас.
23
САША
Целую неделю мы с Максом почти не разговариваем. Он говорит мне оставаться наверху во время приема, что мне лучше держаться подальше от посторонних глаз, и я думаю, он ожидает, что я послушаюсь его, как всегда.
У меня нет абсолютно никаких намерений в этом отношении.