Запретные навсегда

Джеймс М. Р.

— Так вот где ты был? — Я чувствую, как внутри меня зарождается легкий смешок недоверия. — И Арт тебя не нашел?

Макс качает головой.

— У Джианы и Томаса есть другой дом, в стороне от дороги, о котором Арт никогда бы не потрудился узнать. — Он делает паузу, на мгновение сжав губы. — Я знаю, что он работал над тем, чтобы убить меня, — тихо говорит он, его голос напрягается от боли. — Но ты… Что случилось? Все, что я помню, это то, как тебя утащили, а потом…

Я слышу вину и сожаление в его голосе, хриплом и тяжелом, и переплетаю свои пальцы

с его, цепляясь за его руку, как за спасательный круг.

— Он забрал меня, — тихо говорю я Максу, чувствуя, как моя грудь снова сжимается при воспоминании о времени в доме Эдо. — В поместье Эдо Кашиани.

Лицо Макса темнеет, вспышка пугающего гнева проходит по его выражению.

— Я, блядь, убью Эдо, — рычит он голосом, подобного которому я никогда от него раньше не слышала. — За то, что прикоснулся к тебе…

— Нет, ты этого не сделаешь.

Голос Левина доносится от двери, когда он заходит внутрь, его волосы все еще мокрые после душа.

— Я знаю, что ты чувствуешь, Макс, но мы не можем вернуться туда сейчас. Нам нужно уехать подальше от Москвы, в такое место, куда помощникам Обеленского и в голову не придет заглядывать, и побыстрее, пока не спадет жара. — Он смотрит на меня. — Мы просто ждали, когда ты проснешься. Теперь, когда ты проснулась, если думаешь, что справишься, нам нужно идти.

Я перевожу взгляд с него на Макса, чувствуя, как холодок страха снова пробегает по моей коже. Я рада быть свободной, но по наивности я не ожидала, что окажусь в бегах.

Пока Макс едет с нами, мне все равно.

Есть горькая ирония в том факте, что Макс так долго пытался не допустить именно этого, отталкивал меня все дальше и дальше от мира мафий, мафиози и Братвы, опасаясь, что если он позволит себе полюбить меня, если мы будем вместе, мы никогда не будем в безопасности, и мы вечно будем в бегах. Несмотря на все эти попытки и всю эту боль, это все равно произошло. И теперь, даже когда Макс сидит здесь, держа меня за руку, я понятия не имею, что нас ждет дальше. Я понятия не имею, чего он сейчас хочет и что чувствует. Я понятия не имею, что это значит для его клятв и его стремления их соблюдать.

— Я могу с этим справиться, — осторожно говорю я, еще немного приподнимаясь. У меня кружится голова, и я чувствую легкую тошноту, но даже короткий отдых в настоящей постели заставил меня почувствовать себя лучше, чем когда-либо за последнее время. — У меня ведь нет температуры, правда?

Макс хмурится, наклоняясь вперед, чтобы прижать другую руку к моему лбу. От этого прикосновения по мне пробегает дрожь, заставляя все мое тело напрячься от желания, и по тому, как подергиваются его губы, я могу сказать, что он это чувствует.

— Ты просто хотела, чтобы я прикоснулся к тебе, — говорит он низким, насмешливым голосом, его карие глаза встречаются с моими. — Все еще моя маленькая соблазнительница.

Порыв, который проходит через меня, когда Макс называет меня так, застает меня врасплох, дыхание застревает у меня в горле и на мгновение лишает возможности говорить.

— Мне действительно было интересно, — тихо говорю я, когда снова могу говорить. — Мне было действительно плохо в той камере. Наталья принесла мне антибиотики. Но… — Я тяжело сглатываю, прекрасно осознавая тот факт, что его рука все еще прижата к моему лбу. — Я действительно хотела, чтобы ты прикоснулся ко мне.

Он так близко ко мне, почти достаточно близко, чтобы поцеловать, склоняется надо мной. Его рука в моей сжимается сильнее, и ладонь на моем лбу скользит вниз, обхватывая мою щеку, когда его глаза темнеют.

— Саша…

Левин откашливается в дверях.

— Нам нужно идти…

— О, прекрати это.

Знакомый женский голос раздается у него за спиной. Я так поражена, услышав это, что это на мгновение отвлекает мое внимание от Макса. В своем дезориентированном состоянии после спасения я забыла, что видела, как Наталья садилась в машину. Теперь мне кажется, что это какая-то галлюцинация, когда я вижу, как она обходит Левина и входит в комнату, уперев руки в бедра. Даже все еще одетая в свою мятую, грязную одежду, она по-прежнему выглядит великолепно, грациозно и уравновешенно.

— Ты разрушаешь романтическое воссоединение, — игриво говорит она ему, легонько ударяя Левина по руке. — Они оба думали, что другой мертв. Это так мило.

— Будет не очень романтично, если они погибнут из-за того, что мы здесь бездельничаем, а мы с ними, — мрачно говорит Левин. — Саша, ты можешь встать?

Я не хочу этого делать. Я хочу остаться в этой удобной кровати навсегда, чтобы все, кроме Макса, вышли из комнаты и затащить его ко мне в постель, пока я не буду более чем уверена, что мы оба живы. Но я слышу настойчивость в голосе Левина и знаю, что он говорит правду, несмотря на легкомыслие Натальи.

— Я могу. — Я сжимаю руку Макса еще раз, прежде чем медленно двигаться, стараясь не двигаться слишком быстро на случай, если после моего обморока останется головокружение. Он отходит в сторону, явно готовый поймать меня, если понадобится, когда я перекидываю ноги через кровать и медленно встаю.

— Ты в порядке? — Голос Макса полон беспокойства, когда он тоже встает, его рука касается моей поясницы.

Я чувствую себя таковой, но почти не хочу этого говорить хотя бы для того, чтобы он продолжал прикасаться ко мне. Однако Левин начинает выглядеть нетерпеливым, поэтому я медленно киваю, поднимаю глаза и слегка улыбаюсь Максу.

— Я в порядке. Я могу ходить. Меня все еще немного трясет и кружится голова, но со мной все будет в порядке.

— Я принесла тебе смену одежды. — Наталья делает шаг вперед, протягивая мне небольшую сумку. — Я думаю, у нас должен быть примерно одинаковый размер. Когда мы доберемся туда, куда направляемся, я уверена, ты сможешь получить больше. Но пока ты можешь, по крайней мере, снять то, что было на тебе надето в той камере.

Я беру у нее сумку, переполненная благодарностью.

— Спасибо, — шепчу я дрожащим голосом, когда смотрю на нее, с трудом в силах поверить, как быстро все изменилось.