Запретные территории [СИ]
Шрифт:
Но он знал — пока не разберётся с томом уголовного дела, за конверт он не возьмётся. Он был как бы оставлен напоследок, как последний штрих в доведении мозга генерала до температуры кипения. Поэтому Райпур поспешно отвёл взгляд от таинственной книги и снова углубился в свою работу.
На площади пробил колокол. Пробил семь раз, возвещая о начале трудового дня.
Райпур встрепенулся, очнувшись от своих мыслей. Он провёл за чтением дела всю ночь, глаза его слипались, поперёк горла будто встал ком. Райпур отодвинул пожелтевший том в сторону и сонно протёр глаза, будто это могло вывести его из состояния «спящей царевны». Как бы ни так.
Устало потянувшись,
Взгляд Райура снова упал на конверт. Что там? Новые бумаги? Или нечто более интересное? Так или иначе, это «нечто» ждёт его в самом конце работы. Всё должно идти по порядку. Всё должно быть систематизировано.
И Райпур продолжал читать.
Чем больше он углублялся в это чтение, тем большая эрозия нужды в систематизации наблюдалась в его сознании. Он устал. Устал не только от чтения, но и от бесконечного сведения к единой системе. К системе сводилось всё — весь текст, все его блуждающие мысли…
Глава 5
Лейтмотив
Где-то в приграничных лесах. Кайа, Август, Дора и Дымка.
– У всего есть конец, — парировала Кайа. — Логическое завершение, открытый финал, можете называть это как хотите, но это все равно конец. Всё. Пуффф.
Дымка замолчала, остановившись на полуслове. Затем она задумалась и хмыкнула:
— Можешь называть это как хочешь — конец, открытый финал, логическое завершение — но, в конце концов, это просто слово.
Путники брели по ночному лесу. Под ногами чавкал мох, облизывая холодной сырой зеленью лодыжки, над головой шуршали синие во тьме кроны деревьев. Их мерный шёпот убаюкивал, как длинные Дымкины рассказы, которыми кошка решила разрядить атмосферу. Она снова рассказывала всё ту же историю — с чего всё началось. Вероятно, всех жителей Мяриона только и учили, что травить байки, поскольку кошка, бежавшая из столицы, помнила их дословно, но каждый раз описывала с новыми красками.
— Всё началось со слова и всё закончится словами, — ухмыльнулся Август. — Возможно, такова история относительно персонажей книги. У реальной истории нет начала и нет конца. Это просто беспрерывная замкнутая линия. Но людской разум просто не может понять процесс, над которым не властно время. Процесс, который никогда не начинался, и никогда не умрёт.
— Ты прав, — согласилась Дымка. — Но меня учили делить историю на несколько этапов, что кажется мне оптимальным для вашего атрофированного человеческого рассудочка. Первый этап — стадия «ничто». Его так назвали, потому что никто не знает, что на этой стадии было. Может быть, очередной поворот замкнутой системы, может быть, перерождение предыдущей или и вовсе начало новой. Это стадия «то, не знаю что». Второй этап — стадия «что-то». То, о чём мы имеем основанное на теориях и гипотезах представление, но не знаем наверняка. Это стадия, на которой образовалась Энергия, какой мы её знаем сейчас. После начинается стадия «первой инициации». Эпоха Первородных Веществ, скажем так. Создание планет и космоса, как единой системы. А после — непосредственно начинается наша история. Вначале вулканы, затем океаны, появление микроорганизмов, водорослей, растений, морских существ, равновесие воды и суши, наземные животные и так далее. И, мне кажется, с этой системой нельзя не согласиться.
— Ты имеешь в виду, что у «ничто», как слова, нет смысла, но в стадии «ничто» заключено определённое действие? — догадалась Кайа.
— Именно, — кивнула кошка. — В Мярионе нам не навязывали каких-то представлений о том, что это за действие такое, за что я им и благодарна. Так и сказали: «Не знаем». Зато сказали правду. Правду 3. Честность.
Она споткнулась о корягу, оказавшеюся под скользким мхом, и, неловко покачав боками, стала на ходу вылизывать лапку, к которой пристали кусочки чёрной коры.
— Сомневаюсь, что в Мярионе тебя могли учить таким вещам, — нахмурился Август. — Насколько я помню, мярионовцы — народ жутко консервативный. Их можно сравнить со стоячей водой. Они упиваются своим «искусством» и «высокой культурой», тем не менее, они полностью остановились в развитии. Они приветствуют только этику, любовь к классическому, незамысловатому творчеству, и презирают креативные умы, которые пытаются изложить им что-то новое, дикое, неизвестное и непонятное. Так что, в силу своих убеждений, они бы скорее навязали тебе божественное происхождение Вселенной, а не игру слов.
— Ты хочешь назвать мои убеждения игрой словесности? — оторвалась от умывания лапки Дымка. — Мягко говоря, я бы назвала это дерзостью.
— Смысл твоего суждения скорее в духовности и просветлённом добром значении. За ними я не вижу факта. Это напоминает священное писание, излагающее некую мораль и не дающее подтверждений, но это не научно.
— Философия, по-твоему, чем-то хуже других наук?
— Это не наука. Это учение. Или просто слова, как сказали бы Вы, уважаемый магистр кафедры философии Дымка, — улыбнулся Август. — Сама послушай, как противоречиво твоё суждение. Ты, вроде как, говоришь истину, хотя сама утверждаешь, что говорить можно только правду.
— Я говорю правду. Но третьего разряда.
— Правда один — ложь, правда два — лесть, правда три — честность, — отчеканила Дора, гордо задрав подбородок.
— Классифицировать правду — как это глупо! Похоже на новую экстремистскую религию, — буркнул Август. — Давайте ещё руки отрубать тем, кто не согласен с этими тремя заповедями.
Кайа покосилась на брата. Август, видимо, сам устал подкреплять свои возражения фактами. В душе он был не согласен с Дымкиным мнением, но просто не знал слов, которыми можно было бы это аргументировать.
Дымка же явно довольствовалась его некомпетентностью:
— Никто не говорил про отрубание рук и лап, Август. Ты сам противоречишь себе. Ты назвал мои изречения «просветлённой доброй духовностью», а теперь приписываешь «добру» свойство карать тех, кто с ним не согласен. А классификация правды — чисто мой проект, который, я надеюсь, найдёт себе последователей.
Кошка выразительно посмотрела на Августа, ожидая его ответа. Про себя Кайа была согласна с Дымкой, но знала, что у Августа, как и у Доры, на любой счёт своё мнение. Особенно касательно таких щепительных вещей, как то, во что верить и что исповедовать.
— Какая разница, что считать правильным, — положила она конец разговору. — Если это учение даёт исповедующему его гармонию, почему бы ему не быть?
— Пожалуй, если хотя бы двое смогли в это поверить, что-то в этом есть, — хмыкнул Август. Но это точно не озночало, что рыжеволосый мальчишка согласился с позицией выигравших. Скорее, это было смирение с долей сарказма, лишь чтобы не признавать открытое поражение.
Глаза Дымки вспыхнули торжественным огнём.
«Интересно, каково это, чувствовать вкус собственной победы? — пронеслось в голове у Кайи. — Каково это, ощущать силу, бурлящую в твоих жилах? Каково, упиваться азартом игры, видя растерянный взгляд противника?»