Запретные территории [СИ]
Шрифт:
— Нет, Кайа… — простонала Дымка. — Не надо… Не тратьте на меня…
— Потерпи, умоляю, потерпи! Осталось чуть-чуть!
Кайа поднесла Флакончик Душ к пасти кошки, и та нехотя слизнула пару капель.
— Выпей, пожалуйста, выпей!
Кайа силой открыла кошке пасть и вылила содержимое Флакончика. Дымка задёргалась в жуткой судороге, пытаясь выплюнуть лекарство. Затем закашлялась и устало завалилась на бок.
— Дымка? Дымка! — позвала кошку Кайа, с надеждой сверля глазами её мордочку.
— Ты всё сделала правильно! — одобрительно кивнул Эльтаир, пытаясь успокоить Кайю.
Кайа повернула
— Прости, Кайа… — прохрипела та. — Есть, правда, много вещей, которые я бы хотела встретить вместе с вами… Но иногда… приходит время… замолчать…
Затем её глаза закрылись, и кошка перестала дёргаться. Её бока стали вздыматься всё реже и реже, дыхание стало мерным и спокойным.
— Дымка! Не надо, не спи! Открой глаза! Дымка!
Кайа почувствовала, как к глазам подступают солёные слезы. Она приподняла голову кошки и попробовала открыть ей глаза, но те тут же бессильно захлопнулись. Кайа задрожала от страха. В следующий миг из глаз брызнули удушливые слёзы, застилая всё перед взором чёрным, тяжёлым туманом. Она припала к телу Дымки и принялась гладить её шерсть, боясь расстаться с теплом её тела. Кошка не шевелилась…
Лисий Хвост осторожно взял тело кошки из рук Кайи и положил Дымку на подушку, аккуратно подвернув ей под живот лапки, так что она выглядела, как живая, только спящая… Кайа подалась вперёд, пытаясь ещё раз прикоснуться к телу кошки, но Эльтаир отодвинул её в сторону. Его глаза тоже были затуманены слезами, и Кайа увидела в них отражение собственного горя.
— Ты сделала всё, что смогла, — тихо шепнул Эльтаир. — Теперь её жизнь всецело в руках великой Энергии.
— Нееет… — прохрипела Кайа, захлёбываясь слезами.
Эльтаир прижал её к себе и принялся гладить её волосы. Кайа не сопротивлялась. Ей было уже всё равно. Глаза высохли от слёз. Всё смешалось. Всё. Гнев, страх, отчаянье, одиночество, безысходность…
— Если на то будет воля небес, то она оживёт, — слабо улыбнулся Эльтаир.
— Она не умрёт, нет! — всхлипнула Кайа. — Нет! Она воин! И она умрёт смертью воина, а не так… Нет! Она вообще никогда не умрёт! Никогда!
— Потери лишь делают нас сильнее…
Кайа оттолкнула Эльтаира и кинулась в свою комнату на второй этаж. Ей хотелось побыть одной. Только с пустотой комнаты. Наедине с серыми стенами. Как порой одна глупость может изменить всю жизнь!
Захлопнув дверь, Кайа села в угол и посмотрела сквозь окнонное стекло на далёкое, чуждое небо. Оно было по-прежнему безмятежным и бесконечно-синим. Лёгкие пушистые облачка плыли в вышине, некоторые из них походили на растрёпанные перья птиц поднебесья. Они деформировались, раздвигались, и вскоре перья необратимо разрывались на маленькие бесформенные кусочки, которые, постепенно становясь всё меньше и меньше, вскоре и вовсе растворялись в синеве. За время пребывания Кайи на территории Длинномордых ни разу не полил дождь, ни разу не упала с неба хотя бы одна капля. Небо как нарочно оставалось безмятежным и безучастным к судьбе полукровок, словно дразня Кайю тем, как непомерно далеки стали от них теперь небеса.
Кайа задумалась. Ей так надоело прятаться! Интересно, а что будет ждать её там, если она вдруг умрёт? Примут ли на небеса полукровку? А что, если с ней произойдёт, как в легенде с истреблёнными фуриями, которые обязаны вечно скитаться между небом и землёй, не в силах попасть ни к небесным предкам, ни на землю, ни исчезнуть в бездне времён? И передасться ли хоть единому существу её грязная Энергия?
Кайа спешно отбросила эти мысли. Никто не знает, что по ту сторону жизни. Это всего лишь легенды, созданные для услады смертных.
Кайа сиротливо прижалась к холодной стене. Она всегда считала, что одиночество — наказание для неё. Но нет. Пожалуй, нет ничего лучше одиночества. Тишина, покой, свобода действий. Ты не от кого не зависишь, и никто не зависит от тебя. У тебя нет друзей, а значит, тебе не придётся переживать разлуку с ними. Ты можешь делать, что хочешь и как хочешь. Одиночество — это хорошо. Когда можно поговорить с небом, послушать песни листьев и вдохнуть полной грудью воздух свободы… Пожалуй, Август поступил правильно, оставив их. Он просто был не в силах и дальше каждый день переживать за сестёр. Теперь, чтобы с ним не случилось, ответственность за их жизни не лежит на его плечах.
Больше всего Кайе сейчас хотелось провалиться под землю, исчезнуть, улететь подальше. Хотелось вырвать сердце, чтобы оно не саднило внутри. Хотелось стереть память. Проститься с жестоким миром, жертвой которого она стала.
«В чём смысл жить? Жить в страданьях, в горе… Зачем нам это?»
Жизнь всего одна. И смысл её отжечь на этом свете так, чтоб потом не стыдно было уйти на другой. Так если ей мешают жить в её удовольствие, и ей ничего с этим не поделать, есть ли смысл в её существовании?
Кайа посмотрела в небо, но то по-прежнему оставалось безучастно.
«Нет. Если я живу, значит так кому-то нужно!» — подумала она.
Она нужна Лисьему Хвосту. Она нужна Эльтаиру. А может, она нужна и Доре, и даже той же сварливой Кенди, хоть они и сами этого не понимают. Ведь своими жизнями они обязаны ей — Кайе. Благодаря ей они сейчас живут в этом доме. Благодаря ей они все встретились и собрались вместе.
Дверь в комнату распахнулась, и на порог выскочила взмыленная от ярости Дора. Глаза её горели непрекрытым гневом. Подскочив к Кайе, она схватила её за воротник и рывком подняла с пола.
— Что ты себе позволяешь! — завизжала она.
— Отстань! — буркнула Кайа, выскочив из «объятий» сестры.
— Ты видела, что ты сделала с Кенди! Ты только посмотри!
— Зуб за зуб! — фыркнула Кайа. — Из-за неё Дымка чуть не…
— Кстати, чуть не забыла! — взвизгнула Дора. — Эльтаир послал меня передать тебе, что жива твоя Дымка. Но это не стоило той драки, что ты учинила!
Дора, хлопнув дверью, выскочила из комнаты.
Кайа застыла в изумлении, не зная, как ей теперь и поступить. С одной стороны, Дора принесла хорошую весть, и Кайе не терпелось кинуться на первый этаж и осведомиться, что с Дымкой всё в порядке. Но с другой стороны форма, в которой Дора преподнесла эту весть, наводила на мысль противоположную радостной. Неужели Дору абсолютно не тревожит, что там, на первом этаже, умирает та, кто воспитывала их вместо матери, прошла с ними и горе, и радость? Неужели её волнует только то, что Кенди разбила лицо, Кенди, которая и пальцем не шевельнула во имя их блага, а напротив, всячески старалась отравить им существование?