Запретный город Готхэн
Шрифт:
считаю собою истинным. Я доверяю тебе, потому что вы несешь с собой чистую,
прямую силу западных морей. Мне не нужно быть постоянно бдительными.
Конан, я говорю тебе — управление государством, это не то, что ты делаешь для
собственного удовольствия или счастья. Если бы мне пришлось прожить свою
жизнь снова, я предпочел бы вновь стать тем, кем я имел обыкновение быть:
тонким, загорелым юношей, ныряющим в заливе Зандрага за жемчугом, который я
позже бросал
проклятие и неотъемлемое право, также, впрочем, как и твое. Я стал раджей не
потому, что я умный или глупец, а потому, что в моих жилах кровь императоров, и
я лишь последовал за неизбежностью своей судьбы. Ты также воссядешь однажды
на царском престоле и почувствуешь на своем челе проклятую тяжесть короны.
Давай выпьем!
Конан отодвинул протянутую чашу.
— Я выпил уже достаточно, да и ты слишком много, — сказал открыто. —
Клянусь Кромом, я обнаружил, что ты ужасный курильщик гашиша и ещё худший
пьяница. Ты невероятно умный и невероятно глупый. Как человек, такой как ты,
может быть королем?
Константинус рассмеялся.
— Вопрос, который кому-то стоил бы головы. Я скажу тебе, почему я король;
потому что я могу прельстить людей и распознать их лесть, потому что я знаю все
слабости сильных людей, потому что я знаю, как использовать деньги, потому что
у меня нет угрызений совести, и я не погнушаюсь любыми средствами,
справедливыми или подлыми, для достижения своей цели. Потому что я родился
на Западе, а вырос на Востоке, и смог объединить в себе хитрость обоих миров.
Потому что, хотя я и порою глуп, у меня есть проблески гениальности,
недоступные для нормальных, логически мыслящих людей. И еще потому, что я
могу использовать женщин, как воск, а без этого все остальные мои таланты были
бы бесполезны. Стоит мне посмотреть какой-нибудь из них в глаза и обнять, как
она становится моей рабыней навсегда.
Конан пожал массивными плечами и отставил чашу.
— Восток странно очаровывает меня и привлекает. Хотя я бы предпочел
править племенем темноволосых киммерийцев. Твоя жизнь извилистая и
странная.
Константинус рассмеялся и встал, пошатываясь. Только большой немой раб
помогал радже отходить ко сну.
Конан спал в комнате, примыкающей к золотой зале.
3
Варвар отпустил своего раба и подошел к зарешеченному окну с видом на
внутренний двор. Он вдохнул в легкие пряный аромат сада. Мечтательная
древность Вендии прикоснулась сонными пальцами к его векам и тайно возродила
смутные воспоминания. В конце концов, у него было здесь, в Вендии много
друзей. И
9
лишь необходимость путешествия в несколько сотен миль — прежде чем он
достигнет севера, города Пешкаури — через области, ему неизвестные, и долгие
недели одиночного скитания, но все это заставило его отложить эту идею на
потом. А теперь киммериец собирался пожить за счет правителя и ждать
дальнейшего развития событий. Может быть, все получится так, что в Пешкаури
он поплывет с пиратами. Тихий звук вернул его к реальности. Северянин быстро
прошел через комнату и выглянул из-за занавеса в золотую залу. Одна из
танцовщиц вошла в комнату, и Конан задался вопросом, как она прошла мимо
солдат, что охраняли дверь. Девушка была стройной и молодой, упругой и
красивой. Короткая шелковая набедренная повязка и золотой лиф лишь
подчеркивали её греховную красоту. Незнакомка подошла к большому
чернокожему, который грозно смотрел на нее с мрачным удивлением. Она
подошла к нему с призывно приоткрытыми губами и приглашающим взором.
Красавица подняла руки и протянула их в умоляющем жесте. И хотя Конан
хорошо знал вендийский, он не смог распознать слов ее низкого голоса, но
увидел, как черный человек покачал круглой головой и с тихой угрозой поднял
меч. Она же теперь была совсем близко к немому и двигалась теперь как кобра.
Где-то из своих скудных одежд девушка достала кинжал и одним движением
вонзила его немому в сердце. Страж закачался, как черная статуя, выпустил из
ослабевшей руки меч и упал на него. Лицо его дернулось в агонизирующем
усилии, когда его мертвеющий язык попытался произнести слова, что
предупредят его хозяина. Затем, из раскрытого рта брызнула кровь, и огромный
раб замер. Девушка быстро и тихо бросилась к двери, но Конан преградил ей путь
одним прыжком. Она остановилась на долю секунды, а затем яростно прыгнула
ему в горло. Танцы делали каждый дюйм тела адептов гибкими и жесткими, как
сталь. Множество мужчин обнаружило бы то, что одна миниатюрная девушка
может не только сравниться с ними, но даже и победить. Но эти мужчины никогда
не гребли на галере, не размахивали тридцатифунтовой секирой, не управляли
колесницей, запряженной четырьмя дикими лошадьми. Конан поймал эту фурию,
что попыталась с таким бешеным рвением убить его, будто кошку, и, легко
обезоружив её, засунул под мышку, как ребенка. Он не был уверен в том, что
делать дальше, но тут из царской спальни вышел раджа, с глазами, все еще