Запретный город

Жак Кристиан

Вот вдова вздумала выменять мешок с зерном, предлагая за него штуку ткани. Но зерноторговец объявил тряпку никуда не годной, и завязался спор, точнее, бестолковая свара, и никто не знает, когда и чем она кончится. Молодая мать, милашечка такая, прижимая младенца к груди, хотела получить за свою свежую рыбу кувшинчик, а продавец груш расхваливал свой роскошный товар.

Жар пробирался через толпу, надеясь дождаться того мгновения, когда кто-нибудь из торгующих пирогами отвлечется или отвернется.

Но на глаза попался еще один сторожевой павиан, который, как человек, уселся на землю и, как заправский страж, следил за зеваками.

— Тебе хорошо, и я тоже доволен! — восклицал кладовщик какого-то знатного человека, только что купивший у торговца благовониями остроконечный пузырек с миррой.

Жар решил отойти от обезьяны-стража подальше: этот павиан как-то очень уж бдительно поглядывал в его сторону, чего доброго, привяжется. В животе творилось невесть что, но он стал пробираться к выходу с рынка вслед за молодым мужчиной. Тот нес мешок с овощами и плодами и выглядел немногим старше его самого. Зато Жар был много крепче. Вскоре незнакомец свернул в заулочек, обсаженный с обеих сторон пальмами.

Вдруг за спиной этого мужчины появились трое других, зашагавших за ним по пятам. Жару стало любопытно, и он увязался за странной четверкой.

В конце переулка трое скопом накинулись на первого. Сириец врезал ему по почкам, а двое других повисли на руках согнувшегося от боли юноши и повалили его на землю.

Сириец поставил ногу на затылок упавшего.

— Мы тебя сначала немножко поучим, а потом, малый, ты уберешься из города. Такие, как ты, здесь не нужны.

Молчун попытался повернуться, но сильный удар ногой в бок заставил его вскрикнуть от боли.

— Не дергайся. Рыпнешься — затопчем.

— А как насчет меня? И со мной разберетесь? Эй, вы, доходяги пуганые!

Метнувшись к сирийцу, Жар схватил его за шею и шмякнул о стену. Приспешники сирийца попытались было отбиться от молодого силача, но тот сначала разбил одному нос, двинув в него головой, а потом ткнул локтем в живот второго.

Молчун попробовал подняться, но из глаз посыпались искры, и он рухнул на колени. Между тем Жар, орудуя обоими кулаками, добил сирийца. Его сообщники кинулись было наутек, но место побоища окружили стражники, возле которых разгуливал, грозно щеря зубы, давешний павиан.

— Ни с места! — скомандовал один из стражей. — Вы задержаны. Все вы.

Когда Молчун очнулся, солнце давно уже стояло высоко в небе. Лежа на животе, откинув одну руку в сторону, тогда как другая рука лежала на постели, он чувствовал приятную теплоту в пояснице, где-то возле почек.

Чья-то ладонь, такая нежная, осторожно втирала мазь в его терзаемое болью тело. И вдруг сознание вернулось, и молодой человек понял, что он совсем голый, а растирает его нагое

тело Ясна.

— Не шевелитесь, — потребовала она. — Мазь не подействует, если ее не впитают ушибленные места.

— Где я?

— В доме моего отца. На вас напали трое рабочих, и от побоев вы потеряли сознание. Они задержаны, и вас тоже приведут в суд, когда их будут судить. Вы проспали почти сутки без перерыва, потому что я напоила вас успокаивающими снадобьями. А мазь составлена из белены, болиголова и мирры. Она вам поможет: раны быстро затянутся.

— А тот, кто бросился мне на помощь…

— Юноша? Он тоже задержан.

— Это несправедливо! Он жизнью ради меня рисковал, а…

— Стражники говорят, что он не в ладах с законом.

— Поскорее бы мне подняться, а то я не смогу дать показания в его пользу.

— Слушание назначено на завтра, суд будет вершиться от имени визиря. Отец подал жалобу, и она была незамедлительно принята к рассмотрению ввиду тяжести правонарушения. Поэтому вам нужно, просто необходимо встать на ноги. И как можно быстрее. Так что поворачивайтесь-ка на спину.

— Но я…

— Ладно вам, мы уже давно не дети и ложная стыдливость ни к чему.

Молчун закрыл глаза. Ясна покрыла мазью его лоб, левое плечо и правое колено.

— Они, те, которые на меня напали, требовали, чтобы я убирался прочь. И насовсем ушел из города.

— Об этом не тревожьтесь. Их осудят и приговорят к суровому наказанию. А отец наймет других работников. И он даже еще больше, чем прежде, надеется, что вы согласитесь стать его помощником.

— Боюсь, что артель не обрадуется…

— Зато отец в восторге: вы так много знаете и умеете. Он не знает, что вы воспитывались в Месте Истины, а я вашу тайну не выдала.

— Благодарю, Ясна.

— Хочу попросить вас об одолжении… Когда вы примете окончательное решение, мне бы хотелось первой узнать об этом.

И она укрыла его льняной простыней, благоухавшей ароматами трав фиванских полей.

Молчун встрепенулся:

— Ясна, я, конечно, вам сказал бы…

Лучистые голубые глаза глядели на него с бесконечной нежностью, но он не смел ни прикоснуться к ладони молодой женщины, ни признаться ей в своих чувствах.

— Сколько я работаю, я всегда выполняю чьи-то распоряжения. Приказы должен отдавать более сведущий, а я… Думаю, что не смогу распределять задания между другими работниками… Меня тоже надо понять…

— Так, значит, вы отказываетесь?

— Пока что у меня только одна забота: помочь юноше, бросившемуся мне на помощь. Если бы не он, меня, быть может, на этом свете уже не было бы.

— Вы правы, — согласилась она, но в голосе ее звучали разочарование и печаль. — Именно о нем вы должны теперь думать.