Запретный мир
Шрифт:
Бред прекратился. Скарр лежал на чистой холстине, запрокинув голову, дыхание его было слабым, но ровным. Казалось, он улыбался запавшим ртом. Так уходят из жизни старики, много повидавшие и еще больше переделавшие на своем веку, – умиротворенно, без страха и мучений, с сознанием правоты перед племенем, богами и духами. Важно правильно прожить жизнь, а смерть… что ж, она приходит ко всем, даже к молодым. Древнему ли старику пенять на свою участь?
Когда-то и он был молод. В те годы он не раз ходил в дозор выслеживать чужих лазутчиков, хранил Дверь, отбивал вместе со всеми набеги соседей и сам участвовал в набегах. Весело было!.. Была любовь, была молодая жена, родились дети. Он не был лучшим из воинов, не числился и в худших. Дальние походы, опасная – один на один – охота на кабанов и медведей, деревенские праздники, набеги, молодецкие забавы… что ни говори, а молодость была прекрасна. Потом случилась большая война с детьми Беркута, нынешними союзниками. По правде говоря, виновны в ней были молодые воины Земли, умыкнувшие у соседей нескольких девушек, и тогдашний молодой и не очень уверенный в себе вождь, отказавшийся вернуть похищенных девчонок, чтобы соплеменники не обвинили его в слабости… Кто же знал, что оскорбленные соседи не удовлетворятся обычным набегом в отместку за похищение, а пойдут войной, вдобавок договорившись о союзе с племенем Соболя?
Соседи задали обидчикам хорошую трепку. Битва на Полуденной горе была проиграна, вождь погиб. Пришлось оставить селение врагу, бросить все и спасаться в горах. Чародей Орр открыл Дверь и звал на помощь. Но соседи в тот раз не имели намерения захватить чужие земли, ограничившись угоном стад, грабежами и убийствами. Детей Скарру удалось спасти, но жена, ясноглазая Ильма, не убереглась от стрелы…
Он был еще молод и полон сил, не прошло и года, как он взял себе новую жену, но не нашел с ней прежнего тепла и сытости души. Со временем он стал проситься в дозорную службу, нередко проводя в ней две, а то и три смены подряд.
Он полюбил охранять Дверь. Мало какому воину нравится целый день стоять столбом и беречь то, чего не видно, – а ему нравилось. Он привык к одиночеству и сам искал его.
Однажды, поборов страх перед колдуном, он подсмотрел, как Орр ищет и открывает Дверь ради совета с такими же, как он, кудесниками из других миров. Оставшись один, Скарр попробовал сам найти Дверь. Зачем – он не знал. Наверное, просто от скуки.
Он не только нашел Дверь, но и сумел ее открыть. Конечно, он попался на глаза кому-то из смежного мира, и, конечно, Орру стало обо всем известно. Не дело разбрасываться теми, кто обладает редким умением, доступным лишь природному чародею, и Скарр был взят в оборот. Он стал младшим учеником Орра – при том, что «старший» ученик был моложе его на шесть лет. Ему просто не оставили выбора.
Скарр пережил всех – свою вторую жену, Орра и его ученика, детей, умерших во время мора, двух внуков. Побелела, затем полысела голова, спадающую на грудь бороду навеки припорошил снег. Мало кто из соплеменников доживал до внуков – а он дожил до правнуков! Он пережил трех вождей. На его совести нет проступков ни перед племенем, ни перед Договором. Много лет он оберегал свой народ от напастей, и его слово на совете весило немногим меньше слова вождя. Завидная, редкая доля…
Сама ли Земля сжалилась над стариком или утекающая прочь жизнь сделала последнее усилие, пытаясь задержаться в немощном теле, то не дано знать простому смертному, да и не надо. А только этим ясным, как взгляд ребенка, утром Скарр открыл глаза.
– Юмми…
Тих шепот, но девушку словно подбросил кто-то – крутнулась на месте, охнула, кинулась к старику.
– Дедушка, родненький…
Словно маленького, она гладила его по голове, сглатывая слезы, и все повторяла, повторяла без конца:
– Дедушка, дедушка…
Редкие снежные усы старого чародея шевельнулись, пергаментные губы дрогнули – Скарр пытался улыбнуться.
– Вот так… внук. – Он закрыл глаза, словно засыпая, но губы, как будто живущие отдельной жизнью, разомкнулись снова. – Пора. Жаль…
Юмми уткнулась лицом в высохшую ладонь старца. Хотелось заголосить по-бабьи, мешая слезы с заклинаниями, упросить предков не забирать дедушку так рано… Нет, нельзя!.. Даже умирая, дедушка назвал ее внуком, а не внучкой. Не себя ему жалко – жалеет он, что уходит, не успев передать ей на глазах всего племени таинственную силу чародейства, ту самую, которой Мать-Земля наградила когда-то первого кудесника, без которой, как верят соплеменники, чародей не чародей…
Трудно кудеснику назвать своего преемника против воли вождя, но в былые времена такое случалось не раз. Теперь – вряд ли удастся. Прикажет Растак – и никто не придет в жилище колдуна, чтобы отнести умирающего к Священному камню, не соберется народ на обряд, не приветствует дружным криком жертвоприношение, когда молодому чародею будут отсекать мизинцы… Но воля умирающего высказана одним-единственным словом, и Юмми поняла: вождь вождем, Ер-Нан Ер-Наном, а ей по-прежнему быть не девушкой, а подростком. Так надо. Ослушаться умирающего – прогневить предков.
– Дедушка, не уходи…
И снова шевельнулись бескровные губы:
– Чужаки… убиты?
Одного слова «да» хватило бы Скарру, чтобы умереть спокойно, и какие-то духи, то ли добрые, то ли злые – сразу не разберешь, властно шептали Юмми: солги! солги! Предки простят, и дедушка угаснет без горечи в сердце. Неужели так трудно солгать во благо?..
– Нет…
Глаза Скарра открылись вновь. Но теперь в них не было мирного спокойствия умирающего. И не бессильная растерянность, а страх, гнев и настороженность заставили разжаться дряблые, с кровавыми жилками веки колдуна, и блеснули из-под век опасные молнии. Таких глаз не бывало у умирающих. Так смотрят бойцы на стократ сильнейшего противника.
– Ты… не сделала того, что я велел?
Не было сил выдержать пронзительный взгляд. Повесив голову, Юмми замотала головой.
– Где чужаки? – И слабый голос стал тверд, как медь.
Путаясь в словах, часто всхлипывая, Юмми повела рассказ о том, как рьяно бежали по следу воины Земли и Волка, как напоролись на засаду крысохвостых, как лежать бы всем в чужой земле, если бы остатки отряда не спас могучий чужак с невиданным оружием, как она и Хуккан обманули Волков, уведя двоих пришлецов у них из-под носа, как сам собою вспыхнул огонь на волшебном оружии, как, наконец, не дойдя до селения, заметили неладное на Двуглавой и, вмешавшись в битву, сумели отбить Дверь. И как бежали с Двуглавой враги…
– Людей побито много? – проскрипел Скарр.
– Нет, деда. Крысохвостые убили больше. Хуккан потом сказал, что Вепри дрались вполсилы – видно, не ожидали…
Она не поверила своим глазам – губы старика кривились в злобной усмешке.
– Значит, богатырь Вит-Юн? Этого я и боялся…
– Чего, дедушка? – встрепенулась Юмми.
– Ничего. Стало быть, теперь оба живут у нас? – Юмми виновато кивнула. – Понятно… И что делают?
– Много едят и пьют пиво.
– Тогда еще полбеды. Больше ничего?
Юмми всхлипнула.
– Еще… учат наших воинов… особенно Юр-Рик. Уже третий день. Вождь велел.
Скарр замычал, как от зубной боли. Юмми зажмурилась, чувствуя себя маленькой и несчастной. А когда открыла глаза, ужаснулась: мучительно стиснув зубы, без звука, без стона старик пытался встать!
– Не надо, дедушка! Лежи… Только скажи, что надо сделать, я мигом! Хочешь, дам попить?..
Скарр оттолкнул ее руку и, царапая четырехпалой рукой закопченные бревна стены, медленно-медленно сел на постели. Потянул одеяло из шкур на зябнущие, в узлах навсегда вздувшихся вен тощие ноги.