Запретный плод
Шрифт:
– Не знаю.
Его слова только углубили разочарование: не знает. Ольга мигом призвала на помощь всю свою иронию: «А ты ожидала, что он признается тебе в любви с первого взгляда? Нелепо… Пора уже понять наконец: вспышки страсти остались позади. Только отсветы зарниц еще видны, вот до тебя и не доходит, что это все в прошлом. Свет будущего совсем другой. Без вспышек. Не так уж это и плохо…»
Но, не принимая насмешек, душа ее лепетала свое, жалобное: «Господи, не дай мне влюбиться в него! С ним невозможно будет просто переспать… Потом его
– Я не знаю, почему я вцепился в вас, – повторил Макс.
Глуховатый голос, низкий – не актерский. Со сцены его не расслышишь. Ольга выпрямилась, приготовилась принять удар. Лучше сейчас, не так больно будет. Да вообще не больно! Не больно…
– Мне вдруг показалось… невозможным… если вы вдруг уедете. Там, около спортклуба… Думаете, я правда дождя испугался?
Ольга растерянно заморгала: так он… И снова взмолилась: «О господи, нет! Зачем позволил моему сердчишку провалиться в эту радость?! Ведь не нужно мне этого! И ему не нужно».
– Мне показалось, что… – Макс быстро взглянул на нее: не смеется?
– Что? – спросила она, глядя на свои сдвинутые колени, прикрытые тонкой паутинкой.
Сами сжались, будто он мог ворваться в нее прямо сейчас посреди Кутузовского проспекта, в потоке машин.
– Что мир сейчас пустит трещину. Разломится надвое, если вы уедете. Меня прямо в жар и бросило от ужаса. Я не знаю, почему! Но я не мог вас отпустить, понимаете?!
– Все, Макс, – остановила она решительно. – Больше ничего не говорите.
Он послушно замолчал. Потом все же спросил:
– Почему?
– А вам надо это объяснять? Не идиот же вы! – Ольга выкрикнула это от беспомощности: не заставляй же меня повторять, сколько мне лет!
– А что-то может иметь значение, когда мир разламывается надвое?
– Не разломится, – отрезала она. – Можно подумать, что вы испытали это ощущение в первый раз! Если вообще испытали, а не придумали только что…
– А вы что, вообще не верите в любовь с первого взгляда?
– Детский сад! – вырвалось у Ольги. – Не смешите, Макс.
– В смысле: где вы и кто я?
– В любом смысле. Не раздувайте вы из мухи слона! Я уже, честное слово, жалею, что вообще поехала с вами.
Он вдруг поймал ее руку, быстро сжал и выпустил:
– Нет, Ольга! Я просто хочу, чтобы вы побывали у меня в гостях. Работы мои посмотрели. Коллекцию. Ничего преступного, верно?
«А зачем тогда касаться меня?» Она улыбнулась:
– Какой-то странный у нас разговор… Не нужный. Расскажите-ка лучше о себе! Вы – скульптор. Вы что-то заканчивали?
Макс тоже попытался переключиться:
– А то! В Строгановке учился. Правда, заканчивал уже заочно…
– Солидно, – отозвалась она с уважением. – Так что же вы все-таки делали в Кемерово?
Его лицо мгновенно нахмурилось.
– Вот как раз об этом мне точно не хочется говорить.
– Город не понравился?
– Нет, город хороший. Местами даже красивый. Бор там просто потрясный… И людей хороших много. Но мне и здесь всегда везло с людьми, хоть и кроют москвичей на чем свет…
У нее вырвалось:
– Я вообще-то не москвичка. По рождению. Но я так давно здесь живу!
– Откуда же вы?
– Не поверите, – предупредила Ольга. – Почему-то это у всех вызывало изумление. Из Ялты.
– Из Ялты?! – тоже удивился он. – Как можно уехать из Ялты?
– А как там жить? – Она опять позволила себе расслабиться и закрыть глаза. – Как идти на работу, когда все отправляются на пляж? Да и нет там работы. Мои одноклассники шашлыки жарить пошли, девочки – горничными в «Интурист»… В Ялте отдыхать хорошо. Наверное, и сейчас тоже, я там давно не была. Мы с родителями оттуда уехали, когда я еще в школе училась, за Чертаново зацепились. Все же Москва… Мои и сейчас там живут.
– А в Крым ездите? Теперь другая страна…
– Не езжу. Как-то не к кому. Отдохнуть за те же деньги и в Эмиратах можно, и в Египте.
Макс хмуро ввернул:
– В Париже…
Не позволив ему развить эту тему, она заметила, глядя на отсыревшую от дождей Москву:
– Ялту, говорят, теперь не узнать. А мне нравился как раз Старый город: узкие улочки, вертлявые такие, и все вверх, вверх – к небу! А оттуда – такой вид! – закинув руки за голову, Ольга издала протяжный вздох. – Даже не знаю, где еще есть такая красота… Магнолии розовеют… Парк весь в розах… Чернильные пятна от шелковиц на тротуарах… Заборы средневековые, каменные, а из-за них дикие крики раздаются.
Макс вопросительно заулыбался:
– Какие крики?
Она завопила гортанным голосом:
– Дай нож! Я сказала: дай нож! – Ольга довольно отметила, что он сначала вздрогнул, потом уже рассмеялся. – Это не отголоски убийства. Так у нас женщины ужин готовят. Темперамент – через край.
Ей подумалось, что это прозвучало неловкой саморекламой. Хотя, может, ему и нелишне будет узнать это…
– Вот воздуха ялтинского мне ничто не заменит… – Она вдохнула полной грудью, будто могла прочувствовать то, о чем говорила. И заметила, как его взгляд огладил ее… Улыбнулась как бы воспоминанию: – Это сплетение ароматов цветов, персиков, моря, кипарисов. Его пьешь, этот воздух, наполняешься им. Даже если там живешь постоянно, не перестаешь наслаждаться. У нас дом на горе был, я по вечерам… (там же рано темнеет, как и в Москве, впрочем)…
– И вы по вечерам…
– Открывала окно веранды, которая и была моей комнатой. И из этого окна была видна вся Ялта. И горы, совершенно черные ночью. И море, которое всегда слышишь, где бы ни находился. Я слышала.
Ему вдруг увиделось, как она стоит у окна в одном легком халатике на голое тело, уже готовая ко сну. Облокотилась на низкий подоконник… А он прижимается сзади, входит в нее безо всякой прелюдии. И она вскрикивает от неожиданности, но выпрямиться он ей не дает, упирается ладонью в спину: наслаждайся, милая! Приглушенными ароматами, симфонией ночных звуков, мной…