Запретный плод
Шрифт:
«Пусть лучше собакой командует. Он не жестокий, – опять мысленно обратилась она к доберману. – Он тебя не обидит. Просто будет играться в хозяина… Но ведь для тебя он и должен быть хозяином. Со мной у него этот номер не прошел».
Когда через месяц она заглянула к Василию, пес узнал ее и, похоже было, что улыбнулся по-собачьи, но уже как теплому воспоминанию. Взгляд его не задержался на ней, он тотчас нашел лицо хозяина, уцепился за него с радостным ожиданием: «Ты помнишь, что я здесь? Что я – твой главный друг? Не эта женщина. Она, конечно, милая,
Макс распахнул перед ней дверь, до этого легкомысленно, всего один раз провернув в замке ключ. Ей почудился сладковатый запах бревенчатых стен, хотя дом был сложен из кирпичей. Ольге некстати вспомнилось: «Дом кирпичный – крепкий дом! Серый волк не страшен в нем!» И захотелось узнать: от каких страхов прятался Макс за этими стенами? И чувствовал ли себя маленьким, беззащитным поросенком? Стало смешно: в предстоящую новогоднюю ночь все будут дарить друг другу игрушечных поросят. Подарит ли Макс ей себя?
Отмахнувшись от этой мысли, она прошла в центр небольшого холла. Светлые стены, белый потолок, песочного цвета ковровое покрытие… Какое-то искусственное, усиленное добавление светлого в жизнь. Ему не хватает? Что представляет собой его жизнь? Оглянулась: Макс по-прежнему смотрел на нее с настороженным ожиданием. Доберман. Такой сильный и молодой, и так болезненно нуждающийся в ласке… У нее даже ладонь заныла – мучительно захотелось погладить его.
– Где же ваша мастерская? – спросила Ольга, пытаясь звуком собственного голоса заставить себя очнуться.
– Вы любите подглядывать в замочную скважину? – удивив ее, спросил Макс.
Скважина оказалась довольно крупной, обзор – панорамный, наслаждение для любопытствующих. Образована двумя профилями: почти нос к носу, рты разинуты – вопль застыл, но так и звучит в ушах. Кто из имеющих соседей не слышал его?
– Потрясающе… И как вам удалось так увидеть? Как вы ее назвали? – спросила Ольга почти шепотом – благоговение не позволяло усилить голос.
То, что Макс с самого начала не назвал себя начинающим, теперь – она видела – оправдывалось. «Наверное, художником рождаются, – подумалось ей. – Или у тебя есть это особое зрение, или нет. Его, как мышцы, не накачаешь».
Макс пожал плечами:
– «Коммунальная квартира»? Просто – «Соседи»?
– По планете…
– Да! – У него вспыхнули глаза. – Это мысль.
Ольга попыталась охладить его:
– Нет, так не надо! Это слишком мрачно. Не все мы ненавидим себе подобных.
Он заглянул ей в глаза. Черные всполохи у самого лица, чуть не отшатнулась.
– Нет?
– Мне нравится то, что вы делаете.
«Слишком близко он стоит, – мелькнуло в мыслях
Но в лице – напряжение, не похоже, что забавляется. Или так талантливо играет? На зависть. Она отошла, начала рассматривать другие работы, но смотрела уже мимо. Мысли разбегались, кровь бурлила… Она попыталась усмехнуться: «Да все можно сделать. Справиться с бунтом плоти не так уж и трудно. Надо только перестать спрашивать себя – зачем?»
– Зачем? – внезапно спросил Макс.
Она крутанулась на месте:
– Что?!
– Зачем вам так необходимо быть одинокой?
– Кто вам сказал, что я одинока?
– Вы сами и сказали.
– Вы меня неправильно поняли. Я говорила, что у меня нет сейчас… любовника, – решила назвать вещи своими именами. – Но это не значит, что я одинока. У меня есть сын.
Откликнулся с легкой издевкой:
– В Париже? Рукой подать!
– У меня родители живы, слава богу, сестра рядом, друзей масса…
Макс нарочито передернулся:
– Даже представить страшно: масса друзей… Похоже на каловые массы. Бр-р!
– Не глупите! – одернула Ольга. – Почему я вообще оправдываю тут перед вами свою жизнь?!
– Потому что я все равно войду в нее. Рано или поздно. Лучше – сейчас.
Он произнес это так, что она почувствовала озноб. Не самонадеянность звучала в его голосе, а какая-то глубокая убежденность. На уровне сердца.
– Максим…
– Макс, – поправил он.
– А у вас что – боязнь своего полного имени?
Качнул головой:
– У меня вообще нет никаких фобий. В детстве была.
– И какая же?
Почему она так уцепилась за ниточку его воспоминаний? На что надеялась в этот момент? Что эти его прошлые страхи опять нагромоздятся между ними, окончательно отделив? Или наоборот – позволят ей увидеть его истинного, без игры, которую Ольга в нем почему-то подозревала, хотя из них двоих не Макс был артистом…
Он обвел рукой стены своей мастерской, выкрашенной молочно-белой краской:
– Я темноты боялся.
– Ну, этого все дети боятся.
– Нет, я боялся просто до жути! – Он упрямо склонил голову, отстаивая свою исключительность хоть в чем-то. – Не как все… В школе пацаны прознали про это и заперли меня на уроке труда в подсобке. Без света, естественно. Я тогда понял, как люди на самом деле сходят с ума. Знаете, уши заложило от страха, корежило всего. Даже воздуха не хватало. Я реально задыхался! Орал как резаный, а они, наверное, ржали, как лошади, но где-то далеко, я их не слышал. Вообще ничего не слышал. Бился в эту чертову дверь, как буйнопомешанный… Они меня выпустили минут через пять, но мне показалось, что я там вечность провел. Меня без сознания вытащили. Вся школа со смеху помирала… Потом эти уроды меня только «психом» называли. Имени больше не было. До самого выпуска.