Запретный плод
Шрифт:
— Ну и матч был сегодня! — сказала Блэйз. — Бескровным его никак не назовешь. Я бы сказала — зверская игра.
— Не больше, чем в летнем лагере, когда спорят, у кого лучше лошадь.
Импресс была потрясена, когда впервые узнала об играх абсароки. Скачки на северных равнинах были чемто средним между скачками по пересеченной местности с препятствиями и поло, а точнее, между войной и самоубийством. Когда она первый раз увидела Трэя, который весь в крови покидал поле, она потеряла сознание. С тех пор она привыкла к этим
Хэзэрд и Трэй скакали, все в пыли, потные, усталые, но веселые. Они в общем были довольны игрой. Команды были практически равны по силам и играли очень жестко. Самое большое недовольство у Хэзэрда вызывал консервативный стиль игры приезжих. Сам Хэзэрд принадлежал к той культуре, где война была жизнью, а мягкость считалась слабостью.
— Мы выиграем у них в финальной встрече, — сказал Хэзэрд с улыбкой.
— Ты в порядке? — спросила Блэйз, улыбнувшись в ответ.
— Несколько ушибов, и все. Ничего такого, что помешает мне танцевать с тобой сегодня вечером, — галантно ответил он. Хэзэрд знал, как Блэйз любит общение с восточным обществом, где у нее много старых друзей.
— Говорят, что на приеме у Надин будет оркестр из Вены.
— Ты хочешь услышать венский оркестр?
— Нет, но не забудь спросить меня позже, чего я хочу. — Взгляд у нее был недвусмысленным. Он снова улыбнулся.
— Хорошо. Не сомневайся, напомню.
Но Блэйз в данном случае имела в виду совсем не то, что представлял себе Хэзэрд.
Позже, когда она и Хэзэрд были в спальне, отдыхая перед обедом, она сказала:
— Я хочу попросить тебя об одолжении, дорогой. — Опять? — спросил он, развалившись на кровати в стиле барокко, где они недавно занимались любовью.Отвернувшись от гардероба, где она выбирала платье на вечер, она усмехнулась:
— Ты неисправим… Ведешь себя, как мальчишка. Правда я не жалуюсь.
— Это ты сохраняешь мне молодость. — Хэзэрду было почти пятьдесят; мускулистый и подтянутый, он лежал, растянувшись на шелковом покрывале, черные волосы были взлохмачены, руки заложены за голову, он внимательно смотрел темными, почти черными, глазами на жену. — Так какое одолжение?
— Я хотела бы, чтобы ты был любезен с герцогом де Век.
Ее слова заставили его сесть, он нахмурился.
— Попроси о чемнибудь другом. Я не могу сделать этого.
Спустив ноги с кровати, он встал и нервно подошел к окну с видом на океан. Обнаженный, он стоял перед окном, глядя на разбивающиеся о скалы волны.
— Он не заслуживает нашей любезности, — сказал он низким, напряженным голосом.
— Ты не видел лицо Дейзи, когда он подъехал к нашему экипажу после матча.
Хэзэрд обернулся.
— Он говорил с Дейзи? Как он посмел!
— Ты должен был видеть ее лицо. Она все еще отчаянно влюблена в него.
— Нет.
— Значит, она солгала.
Он смотрел на нее, пытаясь понять, кто же из них говорит правду — жена или дочь.
Его голос стал тихим, сухим, как пыль на берегах Паудерривер, когда он наконец заговорил:
— Допустим, ты права, и Дейзи все еще любит его. Что тогда? Женатый человек. Он не может или не хочет получить развод.
— Говорят, не может.
— А другие говорят, что не хочет. Он был менее романтичен, чем жена.
— Надо предоставить им шанс поговорить. Это не повредит.
— Я мешаю им поговорить?
— Твоя попытка сломать ему шею во время игры вполне свидетельствует об этом.
— Ерунда! Ему ведь было наплевать на Дейзи и на нас, когда он соблазнил ее. Почему он должен нравиться мне?
— Пожалуйста, ради Дейзи.
Хэзэрд посмотрел на жену и вздохнул.
— Ну и как она смотрела на него? — мягко спросил он. И тогда Блэйз рассказала, какая боль была у Дейзи в глазах, когда герцог заговорил с Надин Бельмонт.
— Ты уверена? — хмуро проворчал Хэзэрд.
— Я думаю, что неплохо разбираюсь в людях. Я вышла замуж за тебя, не так ли?
— Сегодня я не буду тебе льстить, дорогая. Он хмурился, но не возражал.
— Подумай о Дейзи, — спокойно сказала Блэйз. — Не о себе.
Он должен был признать, что она права.
— Черт подери, — ворчал он, — я постараюсь быть любезным с самим дьяволом, если он ей нужен. — Он усмехнулся. — Он играет в поло, значит, не может быть полной сволочью.
— Если бы все понимали людей, которые ведут себя свободно, не так, как принято, дорогой… — многозначительно произнесла Блэйз.
— Это было давно, — сказал он, вспомнив свою собственную молодость, поняв намек жены.
— Я только хочу, чтобы ты имел немного христианского милосердия и вспомнил о нас с тобой, прежде чем судить герцога и нашу девочку.
— Я не христианин, дорогая, — сказал он с улыбкой, зная, что она вспомнит его детей, которые родились еще до его женитьбы на ней. — Наша культура разрешает другие виды связей до брака.
— Которые включают Люси Антебороу, Корнелию Дженингс и многих других.
— Все это было до тебя, имей это в виду. — Он вздохнул. — Но я понимаю. Хорошо, я буду с ним любезен.
— Это все, что я прошу.
— Это все, что ты получишь, — пробормотал Хэзэрд.
— Что ты сказал, любимый?
— Я сказал: надень зеленое платье с цветами. И помни, теперь за тобой должок.
— Я подумаю, как его вернуть, — ответила она, подмигнув.
Оэлкорт был самым большим светским клубом в Ньюпорте, самым элегантным, богатым и экстравагантным. Спроектированный Ричардом Моррисом, он был оборудован газом и электрическим освещением и величественно возвышался над окутанным густым туманом побережьем.