Запретный сад
Шрифт:
Дальше все было как в тумане. Пришли ребята, и Коля объяснял им, что произошло, потом подъехала машина с красным крестом на боку и какие-то люди увезли труп, накрыв с головой… Когда опера вернулись в отдел, ребята, ни слова не говоря, усадили Колю за стол, налили стакан водки… Он опрокинул его залпом и сразу же будто провалился куда-то.
Проснулся он на жестком и коротковатом диванчике, где потом еще не раз случалось ему ночевать, когда сильно задерживался на работе. Была глубокая ночь, полная луна засвечивала в окно – совсем как сейчас. Голова болела отчаянно, и Николай не сразу вспомнил события прошедшего дня. Тогда ребята хлопали его по плечу, успокаивали
Но теперь, в призрачном и бледном лунном свете, все представлялось совсем иначе. Николай почувствовал себя постаревшим сразу на много лет. Пришло ясное и горькое осознание, что он убил человека и никогда больше не будет таким, как раньше. Эта незримая, но прочная преграда отделяла его от других людей, как тонированное стекло на бандитской «девятке».
Потом еще много было всякого… Были времена, когда на ментовскую зарплату прожить было почти невозможно, и былые товарищи пережили их кто как сумел. Одни ушли, предпочтя беспокойной и малооплачиваемой службе в органах более хлебные места. Многие из них и сейчас трудятся в ЧОПах [9] или детективных агентствах, выслеживая неверных супругов или собирая компромат на конкурентов по бизнесу.
9
ЧОП – частное охранное предприятие.
Были и такие, что научились пользоваться служебным положением в личных целях. Тут все идет в ход – и сфабрикованные дела, и крышевание сугубо незаконного бизнеса вроде проституции или наркоторговли, а уж взимание дани с легальных коммерсантов за защиту от преступных и прочих посягательств даже и серьезным проступком не считается, особенно в последние годы.
Некоторые умудряются совсем неплохо устроиться – например, как бывший однокашник Серега Арефьев. Николай не раз слышал о нем… К таким, как он, намертво приклеилось обидное словечко «бизнес-мент». Что ж, поднялся парень, из убогой хрущевки переехал в новую квартиру, иномарку себе купил, жил, надо полагать, в полное свое удовольствие… А потом совершенно неожиданно застрелился [10] . Никто так и не понял, что стряслось, даже провели расследование смерти сотрудника, но ничего так и не выяснили. Жил себе человек, жил, крутился, вертелся как мог и вдруг бац! – вытащил табельный пистолет и пальнул себе в висок.
10
Подробнее о судьбе Сергея Арефьева читайте в романе В. Борисовой «Окно в пустоту».
А другие просто тянут лямку, стиснув зубы, и даже стараются делать свою работу настолько хорошо, насколько могут, не отвлекаясь на излишние умствования и размышления о смысле жизни. Сам Николай как раз к таким и относил себя… Как когда-то говорил дед, бывший солдат Великой Отечественной, встретивший Победу в Берлине, «служи и ни о чем не думай!».
И Николай служил. За долгие годы он и сам огрубел, очерствел, нарастив на душе изрядный слой рогового панциря. А как иначе? Грязную работу в белых перчатках не делают, тут тебе не Европа какая-нибудь, где с правами человека носятся как дурень с писаной торбой.
Тот случай с Перстнем он почти забыл… В памяти осталось только исхудавшее лицо, запавшие щеки, жесткие углы скул, сросшиеся над переносьем кустистые седые брови и неожиданно-спокойные, даже чуть насмешливые темно-серые глаза, в которые почему-то смотреть было мучительно стыдно.
Да еще эти ужасные слова: «пес цепной».
Нет уж, хватит! Николай остановился, достал сигареты и торопливо прикурил, закрывая рукой огонек зажигалки от ветра. Есть такая работа – искать убийц и бандитов, и, если вдруг некому станет ее выполнять, в стране вообще беспредел начнется! И он ее выполняет в меру своих сил. А когда какой-нибудь душегуб его стараниями получает то, что заслужил, чувствует, что живет не зря.
А потому – нечего зря душу бередить, что было – то прошло.
Так что шевелись, мент, работай…
А в это время Лиза беспокойно ворочалась в постели. Шелковые простыни сбились и стали влажными от пота, волосы прилипли ко лбу, она тяжело дышала и даже стонала во сне – но и проснуться никак не могла.
Ее снова преследовал темный человек без лица. Лиза слышала его шаги у себя за спиной. Она бежала, бежала из всех сил, задыхаясь, падая и поднимаясь вновь, но спасения от него не было.
И в тот момент, когда она уже совсем отчаялась, Лиза вдруг увидела прямо перед собой дверь. В тот момент некогда было думать, куда она ведет, что за ней находится… Изо всех сил она рванула дверь на себя, и – о, счастье! – она оказалась не заперта!
Лиза влетела внутрь – и дверь захлопнулась у нее за спиной, отсекая от преследователя. В первый момент она в изнеможении привалилась к стене и закрыла глаза, веря и не веря, что оказалась наконец в безопасности.
Открыв глаза и оглядевшись вокруг, Лиза обнаружила, что оказалась в давно знакомом библиотечном зале, где проработала столько лет. Здесь, кажется, ничего не изменилось – те же стеллажи, плакаты, цветы на окне…
И Светлана Карловна все так же восседала за своим столом, строго поглядывая на нее сквозь очки. Увидев ее, Лиза почувствовала, что краснеет до самых корней волос. Сейчас ей почему-то было ужасно стыдно перед этой женщиной… Пусть у нее устаревшие понятия, пусть из-за этого она кажется даже чуточку смешной и нелепой, но ведь она столько лет была ей фактически второй матерью! Теперь она как будто увидела ее по-новому, совсем другими глазами. Почему-то ей захотелось сейчас попросить прощения, сказать, что она была не права и несправедлива и теперь искренне сожалеет об этом, но рот сковала немота.
Но кажется, она вовсе не сердилась. По своей привычке сдвинув очки на самый кончик носа, она смотрела на нее строго, как на первоклашку, которую угораздило потерять библиотечную книжку, но в глубине глаз пряталась улыбка.
– Здравствуй, Лиза! Очень рада видеть тебя снова. Что ж ты так давно не приходила?
Лиза почувствовала, как краска стыда заливает ей лицо. Даже уши горят! Она отвела взгляд и промямлила:
– Да понимаете… так получилось. Как-то все времени не было – то одно, то другое…
Светлана Карловна осуждающе покачала головой, и ее высокая седая прическа заколыхалась.
– Нехорошо, девочка, нехорошо… Надо быть организованнее! Но раз уж ты все-таки пришла – у меня кое-что есть для тебя. Сейчас, подожди минуточку…
Она склонилась над своим столом-конторкой. Лиза хотела было сказать, что у нее теперь все есть, ей ничего не нужно, но вместо этого просто стояла и терпеливо ждала. Она вдыхала знакомый запах, и теперь он казался таким родным, что просто плакать хотелось.