Запретный сад
Шрифт:
– Ну хорошо, пойдем…
Все оказалось так, как говорил Андрей. Очень скоро на огонек забрел Гюнтер Штраус – аспирант с физико-математического факультета. В университете он представлял братскую ГДР и одним своим присутствием должен был олицетворять дружбу народов, слившихся в экстазе под эгидой СЭВ. Правда, за шесть лет парень неважно усвоил вдалбливаемые в университете знания, по-русски говорил со смешным акцентом и вовсе не собирался по возвращении стать светилом науки. Веселые студенческие попойки нравились ему гораздо больше, чем скучные лекции, и не раз бывало, что в разгар веселья он дрых на чьей-нибудь кровати с блаженно-идиотским выражением на лице. Привести его в чувство можно
– Герр Штраус! Ауфштеен, битте!
Гюнтер в один миг поднимался, словно ванька-встанька, обводил компанию мутным взглядом, опрокидывал в себя очередную рюмку – и тут же засыпал снова.
– Что русскому хорошо, то немцу смерть! – говорили бывалые студенты. – Слабаки они против нас…
Вот и сейчас Гюнтер пришел веселый, предвкушая приятный вечер, и важно сказал:
– Я халявию вам ящик пива!
Предложение было встречено с большим энтузиазмом. За ящиком немецкого пива последовало жигулевское, потом на столе появилась водка, дым стоял коромыслом, и скоро трезвых в компании не осталось вовсе.
Борис как будто случайно оказался рядом с охмелевшим Гюнтером и зорко следил, чтобы тот не впал в свое обычное блаженно-бессознательное состояние. Поначалу он просто хотел попрактиковаться в немецком, поддержать беседу, но оказалось, что от него можно было услышать очень много интересного…
Гюнтер был сыном партийного функционера средней руки и собирался пойти по его стопам. Собственно, поэтому он и учился в Москве, сочтя это весьма полезным для будущей карьеры… Но после падения Берлинской стены он понял, что возвращаться ему придется совсем в другую страну, – и всерьез задумался.
После войны семейство Штраус, как и миллионы других в разоренной Германии, оказалось разделено. Отец Гюнтера остался в родном Берлине, а его родной брат с матерью и старшей сестрой оказался в Мюнхене и за годы, прошедшие с тех пор, весьма преуспел. Много лет братья не общались вовсе, но теперь, после воссоединения страны, все изменилось… Тем более что прямых наследников у дядюшки не было. А сейчас он собирался открывать в Москве филиал своего банка…
Борис и сам не понял, как вышло, что он в одночасье оказался исполнительным директором одного из первых в Москве совместных предприятий. Немецкие хозяева не хотели упустить такой мощный вновь нарождающийся рынок банковских услуг – и в то же время покидать обжитой, сытый и вымытый до блеска родной Мюнхен с его почти сказочными черепичными крышами и отмытыми до блеска булыжными мостовыми, где все было давным-давно определено, предсказуемо и выверено до мелочей.
Теперь в новой России открывались невиданные ранее возможности для бизнеса, но в стране варваров кто-то должен делать грязную работу – за хорошие деньги, разумеется. Боря Агапов с его настойчивостью, почти немецкой педантичностью и внимательностью к мелочам стал именно таким человеком, и его банк стал процветающим учреждением.
Очень скоро ему стало тесновато в рамках наемного управляющего, и Борис начал задумываться о новых перспективах. Благо возможностей для этого в общей неразберихе оказалось немало… После долгих раздумий Борис решил все-таки рискнуть деньгами западных хозяев – и не прогадал. Были и удачные биржевые операции, и залоговые аукционы, и еще много чего… Он даже стал хозяином крупного металлургического предприятия, приобретя за копейки контрольный пакет акций.
Начало нового тысячелетия Борис встретил уже настоящим олигархом. В политику он не лез, памятуя печальный пример Холодковского, исправно делился с кем надо, отчисляя средства в партийные фонды и на благотворительность, дружил с губернатором края, где располагался завод, и со столичными властями – а потому процветал.
Теперь стало можно все… Правда, не в пример прочим своим собратьям – выходцам из России, входящим в список журнала «Форбс», – Борис не стремился поучаствовать в общей «ярмарке тщеславия». Он не покупал ни яхт, ни дворцов, ни футбольных клубов и даже «бентли» приобрел исключительно для представительских целей. На фоне выходок новых русских как первой, так и второй волны Борис Агапов выглядел просто безупречным джентльменом!
У него была лишь одна маленькая, вполне невинная страстишка: время от времени он обращался к услугам Лёсика Пустермана. Девушки, которых он ему подыскивал, должны были обладать только одним качеством – быть хоть немного похожими на Леночку…
Ему нравилось превращать их жизнь в сказку, угадывать и выполнять малейшие желания. В такие моменты он особенно остро чувствовал свою силу и власть. Он даже любил их, почти любил…
И рано или поздно наступал тот день, когда каждая девушка получала от него особенный подарок – белое шелковое платье.
– Борис Петрович! Борис Петрович, аэропорт уже, приехали!
Агапов открыл глаза и с некоторым удивлением увидел лицо какого-то белобрысого хмыря. Он даже не сразу вспомнил, кто это такой… Ах да, конечно, новый водитель! В душе мигом поднялась мутная волна раздражения. Ведь именно из-за него все началось, из-за его дурацкой песни!
Не забыть бы уволить этого долбоеба.
В аэропорту Агапов совсем расклеился. Пройдя регистрацию, он вошел в зал для ВИП-персон на неверных, подкашивающихся ногах. Навалилась многомесячная усталость и нервное напряжение… Видно, есть у человека какой-то предел прочности, за которым наступает не просто упадок сил, а нечто гораздо худшее – полная внутренняя опустошенность и апатия, когда по большому счету делается все равно, что ждет впереди – тюрьма, сума или маленький уютный рай на острове посреди океана. Даже металл «устает» и после этого идет трещинами и рассыпается, а что уж там про человека говорить…
И эти воспоминания сейчас совсем некстати! Впереди долгий перелет с пересадкой в лондонском Хитроу, потом важные переговоры, подписание документов, которые, возможно, определят всю его дальнейшую жизнь и станут гарантом благополучия… Надо как-то собраться – а вместо этого в голову лезет какая-то чертовня.
Но, как ни старался он привести себя в норму и настроиться на деловой лад, от этого стало только хуже. Борис вдруг испытал настоящий приступ паники, когда липкий холодный страх прихватывает за горло… Хуже всего, что ничего сделать уже нельзя, остается только ждать, а рейс, как назло, задерживается на час. А что, если это из-за него? Пока находишься на родной земле, можно ожидать любых неприятностей, вплоть до ареста у самого трапа самолета.
Впервые за долгие годы ему вдруг захотелось мертвецки напиться – так, чтобы больше ни о чем не думать. В конце концов, он может себе это позволить…
Сказано – сделано. Через десять минут он уже сидел в баре и стакан за стаканом вливал в себя виски со льдом. Скоро хмель уже мягко шумел в голове, и сознание подернулось спасительной пеленой… Мир стал гораздо проще и понятнее, и нервное напряжение понемногу отпустило.
Уж улететь бы поскорее. Ну, где там этот самолет?
Воодушевленный этой идеей, Агапов хотел было встать и пойти узнать, скоро ли объявят посадку, но стоило ему подняться на ноги, как голова закружилась, все тело повело куда-то в сторону и тошнота подкатила под горло. Угораздило же так напиться! Как бы конфуза не вышло.