Зарево над Припятью
Шрифт:
Описанная выше сценка - не что иное, как аварийная тренировка. Будучи на одном из реакторов, я попросил службу радиационной безопасности продемонстрировать свое мастерство. Они это сделали с удовольствием. Ведь самим-то приходится наблюдать подобную "экзотику" лишь во время "учений"...
У физиков есть термин "разгон реактора". Иными словами, это когда реакция вырывается из-под контроля.
Словно обезумевшее животное, она не слушается хозяина, становится неуправляемой. Мощность реактора нарастает. Как бурная река, размывшая плотину и водопадом устремившаяся вниз, бушует поток нейтронов в лктивной зоне. И не будь
Аварийные стержни подстраховывают регулирующие.
Если начнется разгон реактора или откажет какой-либо из узлов, в активную зону опускаются дополнительные стержни, усмиряющие водопад нейтронов. Реактор останавливается...
Да, бдительный оператор внимательно следпт за приборами. Обстановку ему постоянно докладывают автоматы. И как хорошо, когда стрелки в нужном положении, не мигают сигнальные табло - все нормально.
А чтобы так было, все узлы и аппаратура, прежде чем стать на предназначенную им вахту, подвергаются длительным и разнообразным испытаниям на стендах.
Здесь сдается экзамен на работоспособность. Экзаменаторы же придирчивы и внимательны. От них не ускользнет ни малейший дефект...
Непосвященному стенд кажется каким-то необычным сооружением звездных пришельцев. Улетают ввысь стены, человек совсем теряется на их фоне... Все здесь сделано ради одного: проверки "механизмов" реактора на термостойкость, живучесть, выносливость. Внутри стенда нет ни урана, ни плутония. Но хотя в его "топке" не горит ядерное горючее, однако имитация полная.
Как поведут себя материалы при высоких температурах и давлениях? Выдержат ли узлы? Приборы на пульте управления стендов показывают: выдержат!
Но экзаменаторы медлят с ответом долгие часы.
Слишком много вопросов задают инженеры, немалое число проверок надо провести.
Прежде всего это испытания на термическую усталость. Еслн возьмем металлический стержень, крепко зажмем концы и будем его попеременно нагревать и охлаждать, то он искривится или покоробится, да еще на нем появятся трещины - из-за так называемых термических напряжений. Под действием температуры стержень стремится расшириться (вспомните: между рельсами всегда есть зазор - зимой он больше, летом меньше), однако его концы накрепко схвачены. Молекулы внутри металла движутся быстрее, но они кэк бы спрессованы с обеих сторон. И им ничего не остается, как чуть-чуть изогнуть стержень. Если в этот момент он охлаждается, молекулы замедляют свое движение. И вновь нагрев, и снова охлаждение... Как ветер и вода превращают в песок самые твердые скалы, так и термические напряжения постепенно разрушают металл.
В реакторе, где к тому же возможен перепад температур, термическим напряжением "помогают" излучения.
Поток частиц, плотно наполняющий активную зону и смежные области, пронизывает материал: и "ослабляет" его. Не остается в стороне и коррозия. Стоит только гденибудь образоваться микроскопической трещине, она тут как тут. Вот почему инженеры и ученые не перестают бороться с термическими напряжениями... Вся тяжесть ложится на конструкторов, которые должны предусмотреть, чтобы металл реактора не "уставал". Именно поэтолму и скорость изменения температуры в действующей установке невелика.
В краткой энциклопедии "Атомная энергия" написано: "Сопротивление термической усталости сильно зависит от условий и методов испытания, стандартизация которых еще не проведена". Энциклопедия вышла в начале 60-х годов, сегодня вторая половина этой фразы устарела. Уже не только разработаны методы и аппаратура испытаний - стали привычными сами испытания.
"Отличники" прошли самое трудное - пережили даже такие условия, которые не встретятся в действительности. В частности, им довелось принять на себя так называемый тепловой удар. Он может произойти, если, например, разорвутся трубы первого контура. Температура резко взмывает вверх, и напряжения увеличиваются подчас в несколько десятков раз, Для металлических конструкций однократный тепловой удар не так уж опасен: он гасится пластическими деформациями. Хуже обстоит дело с хрупкими материалами. Керамика - та просто рассыпается.
Да и самый прочный металл при неблагоприятных обстоятельствах может стать хрупким! И поэтому уже в процессе изготовления принимаются всяческие меры, чтобы увеличить стойкость материалов при больших тепловых нагрузках. Для этого вводят различные добавки, устраняются резкие переходы и надрезы в деталях, где концентрируются температурные напряжения... И хотя это делается заранее и как будто все предусмотрено, детали, предназначенные для активной зоны реактора, в своем "аттестате зрелости" должны иметь отметку и по испытанию на тепловой удар.
"Совпадение многих самых неблагоприятных факторов привело к аварии, считает академик Е. Велихов.
– Можно ли было ее смоделировать? Как ни парадоксально эго звучит, по физики даже не могли и предположить, что такое случится... И дело не в теоретических расчетах, во время процесса остановки реактора на ремонт были допущены обслуживающим персоналом столь элементарные ошибки, что даже поверить в них трудно..."
Как часто ошибка одного или нескольких человек приводит к трагедии?! И масштабы ее увеличиваются, если имеешь дело с современной техникой. Причем до таких размеров, что и предположить трудно...
Мы долго не можем начать разговор. Несколько минут назад пришло сообщение, что умер Лелеченко. Ожоги и облучение сделали свое дело. Лелеченко был их другом...
Владимир Лыскин и Николай Олещук мастера электроцеха Чернобыльской АЭС. В день аварии они, находясь у самого реактора, который сквозь щели излучал смертельные дозы радиации, вместе с товарищами восстанавливали повреждения на силовом оборудовании.
– Он был беспартийным, наш Саша Лелеченко, - наконец начинает Владимир, - но мечтал стать коммунистом. Он вел себя в эти трудные часы как настоящий герой.
– Мы не думали о том, что это опасно, - говорит Олещук, - надо было подать энергию, без которой масштабы аварии могли бы сразу расшириться...
У коммуниста Лыскина на АЭС работает сын Евгений, здесь же на насосной станции трудится супруга,
– Как это началось?
Николай Олещук и Владимир Лыскин долго молчат, и мы понимаем их трудно вспоминать ту ночь. Однако надо вспомнить все -до мельчайших подробностей, чтобы люди знали, как вели себя те. кто начал сражение в Чернобыле. И они рассказывают не о себе, а обо всех - они были лишь частью большой группы людей, которые работали в ту ночь на станции или в первые часы после аварии прибыли сюда.