Заросли
Шрифт:
Алеша знал, что телефона на квартире нет.
– Телефона там нет, – сказал Трошин и спросил удивленно: – А почему к тебе приехали? Почему мне не позвонили?
– Я с Аркашей утром разговаривал, – врал дальше Алеша. – Он, наверно, и сказал жене, что ко мне поехал. Из спорткомитета позвонили ему, а жена сказала, что он у меня… Ты адресок скажи, я с ними мотнусь быстренько за ним… Мне как раз в спорткомитет нужно, насчет Куйбышева сказать…
Трошин молчал. Видимо, думал, стоит или не стоит давать адрес.
– Да не бойся ты! Я потихоньку вызову его…
– Запоминай, – сказал Трошин и назвал адрес.
– Ух! – облегченно
Он подождал Свету. Вышла она из ванной посвежевшая, румяная, повеселевшая немного, но по-прежнему смущенная. Отчаяние от безысходности в ее душе поменялось на тревогу за будущее и на нежность к Алеше, так быстро и легко решившего ее и свою судьбу. Легкость пугала, от этого и была тревога. Но лучшего для себя выхода Света не видела. Возврата к матери быть не могло. В Куйбышев, в Воркуту, куда угодно, только бы подальше от нее.
– Света, мне нужно на полчасика отлучиться, – сказал Алеша, но, увидев ее помрачневшее лицо, взглянул на мать, вышедшую к ним из комнаты, и передумал: – Нет, мы вместе поедем!
Он вошел в комнату к отцу. Василий Гаврилович сидел у стола, облокотившись и обхватив ладонью лоб, думал. На шаги сына обернулся. Алеша приобнял его за плечи:
– Пап, не грусти! У меня хорошо все складывается!
– Я вижу! – вздохнул Василий Гаврилович и пощелкал пальцем по гипсу.
– Потерял одно, зато приобрел – ого! Сам видишь!.. Пап, дай мне пятерочку, – попросил он. – Срочно нужно!
Василий Гаврилович снова вздохнул и полез в карман, зашелестел бумажками, вынул две трешки и отдал сыну.
– Мы мигом!
– Вторую руку не сломай! – успел он услышать слова отца, выскакивая из комнаты.
Алеша горел от возбуждения и нетерпения. О Свете он, кажется, забыл, хотя и держал ее за руку. Она еле поспевала за ним…
Им повезло. Такси поймали быстро.
Лазарев назвал адрес, и Света спросила:
– Мы к Володину?
– Да, – кивнул он и взглянул на часы на ее руке. – Час почти промелькнул. Много!
Ехали, петляли по московским улицам еще минут двадцать. Наконец машина остановилась возле пятиэтажного хрущевского дома. Найдя нужный подъезд, Алеша указал на скамейку под деревьями у входа.
– Жди!
– Я с тобой!
– Сиди здесь! – грубовато приказал Алеша, и Света подчинилась, села, проверив рукой, не пыльна ли скамейка. Доски были теплые, нагрелись на солнце.
Алеша влетел в подъезд. Там было прохладно. Где-то наверху играла музыка, чистая, четкая. Аппаратура японская, вероятно. Пела прокуренным голосом женщина на чужом языке. И музыка, и тон песни были какие-то похотливые. «У Володина», – решил Алеша, поднимаясь по лестнице. Сердце у него гулко колотилось, било в гипс. Удары отдавались в ушах. Квартира Аркаши была на пятом этаже. Музыка неслась оттуда. У двери Алеша остановился, вдохнул глубоко воздух и нажал кнопку. Но звонка не услышал. То ли он был сломан, то ли музыка глушила его. Алеша стал бить кулаком по двери. Она содрогалась, но из квартиры в ответ – только музыка. Лазарев прекратил стучать, осмотрел дверь. Она была обита коричневым дерматином. Два замка. Один накладной, другой врезной. Замки вроде бы нашего производства. От кулака дверь содрогается. Значит, выбить можно. Алеша отступил на шаг и ударил пяткой по замкам. Дверь задрожала, но выдержала. Тогда он стал бить яростно по двери ногой, целясь в замки. Дверь с каждым ударом поддавалась, расшатывалась, щель все больше становилась. Наконец хрястнуло что-то, и дверь распахнулась, врезалась в стену. Со стены от удара что-то сорвалось, кажется, оленьи рога, загремело, запрыгало по полу, и тотчас же в приоткрывшуюся дверь комнаты высунулась белокурая голова Аркадия. Алеша с маху врезал ногой и по этой двери. Володин не ожидал и полетел на спину на пол, на ковер. Дверь распахнулась. Разъяренный Алеша со слипшимися от пота на лбу волосами ворвался в комнату.
Галя сидела на диване, судорожно и суетливо застегивала кофточку и округлившимися от ужаса глазами смотрела на Алешу. Когда Володин пополз по ковру, она вскочила и рванулась к окну, подальше от брата.
– Дура! – рявкнул Алеша, но голос его из-за ревевшей издевательски музыки прозвучал не слишком грозно.
Он обернулся к магнитофону, врезал по нему кулаком сверху. Магнитофон крякнул, подпрыгнул, икнул и заревел еще громче и удалее. Алеша стукнул по кнопкам, и сразу стало тихо.
– Дура! – снова выкрикнул он. – Спроси у него, – ткнул он пальцем в сторону Аркаши, – сколько таких перебывало здесь!
– Он меня любит, – всхлипнула Галя.
– Он?! Любит?! – шагнул Алеша к сестре, и она испуганно сжалась, замерла, ожидая удара. – Жену он с дочерью любит! Жену! А квартиру для стерв снимает! Таких, как ты!
– Неправда! – крикнула сестра. – Неправда!
– Скажи, сучонок! Женат ты или нет? И что это за квартира! – рявкнул на Володина Алеша.
Аркадий стоял у шкафа, на брата с сестрой он не смотрел.
– Аркаша, это же неправда! Он лжет!
– Ты же не спрашивала… – буркнул Володин. – Я думал, тебе все равно…
– Неправда! Это неправда! – закричала Галя и упала, забилась на диване. С ней началась истерика. Она захлебывалась, кричала: – Неправда! Неправда!
Когда она немного успокоилась, Алеша поднял ее за плечо, говоря:
– Хватит. Пошли.
И повел сестру к выходу. Она, ошеломленная, раздавленная, обманутая, всхлипывая, спускалась по ступеням, придерживаясь за брата. Как же пережить такое унижение! Одна была мысль: умереть! Чтоб ничего не видеть, не слышать, забыть, не знать. На улице, увидев поднявшуюся со скамейки им навстречу Свету, остановилась, будто бы что важное вспомнила, и вдруг хлестнула Алешу по щеке, выкрикнув:
– Это ты! – И ударила по другой щеке другой рукой и стала бить его, выкрикивая с каждым ударом. – Ты! Ты виноват! Мог сказать! Предупредить! Молчал!
Света подскочила к ней, схватила за руки, стала успокаивать
– Все? – хрипло засмеялся Алеша. Щек он не чувствовал, онемели. – Поздравь лучше нас. Мы со Светой поженились!
Галя перестала рваться из рук Светы и всхлипывать перестала. Только часто дышала и вдруг брякнула, глядя на Свету, видимо, неожиданно и для себя:
– Да?
– Да. Поехали домой к свадьбе готовиться, – снова хрипло засмеялся Алеша и пошел, прихрамывая, мимо скамейки прочь от дома, но вдруг приостановился, ухватился за плечо, за гипс, присел на скамейку и застонал, морщась:
– Как у меня рука болит. Как болит!
Он опустил голову, сжал ладонью лицо, чтобы девчата не видели слез. Душа болела, а не рука.
VI
В машине, когда возвращались, молчали. Возле дома Алеша осмотрел сестру критически, сам вытер платком под ее глазами. Она не сопротивлялась.