"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Но я философ. Я уже говорил это. И я готов забыть все обиды. Однако, думаю, эти разбойники должны ответить за то, что они посчитали умным делом разбить мое окно. Возможно, мы и придем к соглашению. Они, к несчастью, не в настроении сейчас вести переговоры, поэтому за них это сделаешь ты. Что ты на это скажешь?
Эскаргот молчал.
– Это печально, – сказал Шелзнак, – но мне как раз сейчас нужны человеческие органы. Ничего жизненно важного, уверяю тебя, – не сердце или мозги, не руки или ноги. Мне нужны только печень, селезенка и двадцать с небольшим футов хороших жилок. Все равно это ждет их.
И он опять подмигнул
– Освободи их, – произнес Эскаргот, явно не расположенный сейчас к шуткам и веселью. – Освободи и отдай часы пожилому человеку. Попробуешь что-нибудь выкинуть, и тогда тебе понадобится новая шея.
Шелзнак усмехнулся, попыхтел своей трубкой, затем вытащил ее изо рта и принялся рассматривать отверстие в ней, словно надеясь увидеть там что-то удивительное.
– Ты такой забавный. Я всегда говорил, что когда требуется шутка, на это существуют такие люди, как Теофил Эскаргот. Ты еще не сломил меня, сэр, но, очевидно, ты в хорошей форме. Ты честно продал мне эти очень интересные часы, а теперь надеешься, что я верну их тебе. А ты не хочешь отдать мне парня? И этих двух ничтожеств? Я могу получить их?
– Ты можешь получить вот это, – ответил Эскаргот и так сильно натянул веревку, что трубка вывалилась изо рта у Шелзнака, из отверстия посыпались горящие клочья табака. Ноги гнома стали дергаться во все стороны, затем он опустился на пол и стал постепенно приходить в себя. Он сжимал рукой часы и, свирепо оглядываясь по сторонам, пыхтел, восстанавливая дыхание. Оправившись, он произнес до отвращения спокойным голосом:
– Если ты еще раз сделаешь это, господин Эскаргот, то я опять запущу эти часы и ты присоединишься к своим друзьям на полу. Советую тебе свернуться мячиком, когда будешь падать, чтобы сохранить свои органы в целости и сохранности. Не терплю расточительности.
– Это было бы интересно, парень, – произнес Эскаргот в своей обычной манере, – но на пол я не шлепнусь. Ни за что. Эта веревка обвязана вокруг моей талии и перекинута через балку. Но если я все же упаду, ты тут же улетишь вверх и задохнешься.
– А тебе разорвет все внутренности, – ответил Шелзнак. – Это уж точно.
Снаружи в темноте раздались громкие крики. В окне показалось несколько гоблинов, они увидели застывшие в разных позах скелеты, путешественников и своих приятелей – гоблинов, взглянули на подвешенного на веревке хозяина и опять скрылись в темноте. Время от времени вопли становились тише – очевидно, вопящие чудища отходили к болотам, но потом опять приближались к Башне. Вокруг лаяли волки, кричали и визжали гоблины, в окно то залетали, то вылетали летучие мыши, и время от времени мимо, судорожно подергиваясь, пробегал долговязый скелет. Он туда-сюда вращал головой и, несмотря на пустые глазницы, оглядывался вокруг, словно искал кого-нибудь, кого можно было бы напугать.
Было довольно странно, что Дули и Лонни Госсету удается удержать целую орду жутких бестий и гоблинов своими силами. Джонатан ждал, что вот-вот появится Беддлингтонская обезьяна, таща в одной руке Дули, а в другой Госсета. Тогда бы весь план Эскаргота полетел вверх тормашками.
Гном, казалось, думал о том же самом. Он выглядел так, словно забыл, что нужно делать руками, и оглядывался, словно хотел дотянуться до трубки. Но в целом он был довольно спокоен – очевидно, ждал, что слуги спасут его.
Рев и бормотание снаружи стали
– Если с мальчиком что-нибудь случится, – предупредил он, – тебе будет плохо. Очень плохо.
– Мой друг, – проговорил гном утомленно, – плохо будет очень, очень многим людям, один из которых – прославленный вор. Ты допустил ошибку, связавшись с этими заморышами. Мы бы сделали с тобой великие вещи, ты и я. Но еще не все потеряно. Ты и не представляешь, какими сокровищами обладаю я. Даже приблизительно не представляешь.
– Я буду иметь представление об этих сокровищах еще до того, как наступит утро, – сказал Эскаргот.
Их беседа длилась уже час, не меньше, и Джонатану стало казаться, что он потерял счет времени, сидя здесь, на куче костей, и слушая, как Шелзнак торгуется с Эскарготом. Наконец в окно стало видно, что ночь от черных оттенков перешла к темно-синим и серым. Шум за окном утих, но потом раздался вновь, и теперь крики и топанье были слышны возле самой Башни.
Внезапно раздался дикий крик, и какой-то низкий и очень странный голос – как будто кто-то пытался подражать человеческому голосу – послышался из глубины утреннего тумана и выкрикнул странные слова.
– Несчастье пьянице! – громко сказал он, как-то по-особому выделяя “счастье” в слове “несчастье”. – Несчастье пьянице! О горе! Горе! Горе! – И затем, после паузы, продолжил: – Упился элем он!
И после того как вновь разнеслось длинное “го-о-о-о-ор!”, в окне показалась избитая и, должно быть, сошедшая с ума Беддлингтонская обезьяна. Морда ее выражала дикую ярость. Когда она увидела, что хозяин почти висит в петле, глухое рычание вырвалось у нее из глотки, затем она сунула лапу куда-то под свое одеяние, напоминающее рубашку, и извлекла оттуда не что иное, как шляпу Лонни Госсета, которую водрузила на свою маленькую приплюснутую голову.
Шелзнак что-то крикнул обезьяне на неизвестном языке, затем приподнял голову вверх, в сторону Эскаргота:
– Мне начинает все это надоедать. Сейчас мы разыграем все по-новому.
Он снова что-то крикнул обезьяне, и та влезла в окно, стремясь выполнить приказание хозяина.
Джонатан удивился, почему бы Эскарготу просто не вздернуть гнома в воздух. Но это, видимо, было легче сказать, чем сделать. Кроме того, если бы Эскаргот сделал это, для Джонатана и Профессора все могло бы плохо кончиться. Внезапно его пронзила жуткая мысль Если Шелзнак умрет, то ему и Профессору Вурцлу придется сидеть здесь застывшими до тех пор, пока Лунный Человек не придет и не освободит их. А надежды на счастливый конец оставалось немного – Беддлингтонская обезьяна, выкрикивая что-то жутким голосом, принялась перелезать через оконный переплет.
Вдруг снаружи раздался крик. Это не был крик испуга, это был глубокий, зычный крик, который словно пошатнул основание Башни. Даже Шелзнак выглядел удивленным, и его обезьяна замолкла и остановилась в оконном проеме. Затем она обернулась, чтобы увидеть, что там за очередная суматоха, и тут ее кто-то огрел дубиной трехфутовой длины, напоминающей по форме летучую мышь со сложенными крыльями. Обезьяна зашаталась. Когда же дубина с глухим треском опустилась на ее голову во второй раз, огромное животное грузно шлепнулось на скелет, который и сам начал рассыпаться еще часа три назад.