Зарубежный детектив (1989)
Шрифт:
Один из санитаров, молодой человек со светлыми, коротко стриженными волосами и юношеским пушком на розовых щеках прижимал кислородную маску к лицу Ялмара Нюмарка. Широкая грудная клетка вздымалась, внутри ее что-то булькало. Все молчали.
Машина ехала прямо в Хаукеланд. Когда мы были на вершине холма Калфарет, Ялмар Нюмарк вдруг поднял голову и огляделся по сторонам. Взгляд у него был растерянный, наконец он увидел меня. Дрожащий голос звучал неуверенно.
— Be… Веум?
Я кивнул и улыбнулся, но улыбка получилась натянутой,
Он хотел добавить что-то еще, с трудом подыскивая слова. Я наклонился к нему. Молодой санитар внимательно следил за мной. Шофер наблюдал за всем в зеркальце.
Ялмар Нюмарк произнес:
— Веум… Если я умру…
Я кивнул в знак того, что понял его слова, а потом помотал головой из стороны в сторону, чтобы убедить его, что он не умрет.
— Выясни… что же все-таки случилось с Юханом Верзилой… в 1971 году.
После этого он закрыл глаза и снова потерял сознание. А когда мы въехали в открытые ворота больницы, он внезапно вновь открыл глаза и повторил:
— 1971 год. Юхан Верзила. — И опять потерял сознание.
Санитары поспешили в больницу, неся на носилках Ялмара Нюмарка. Им тут же занялся опытный медицинский персонал, я тоже вошел внутрь, поднялся на лифте наверх, при этом никто не обратил на меня никакого внимания.
Ялмара Нюмарка немедленно повезли в операционную. Смуглая доброжелательная женщина с черными волосами и темно–карими глазами проводила меня в маленькую комнатку, которая была обставлена мебелью, очевидно, приобретенной на какой-то благотворительной распродаже; цветы в горшках, казалось, стояли здесь еще со времен первой мировой войны.
На одном из журнальных столиков лежала тощая стопка старых газет. Это очень подходило ко всей обстановке. Я и сам ощущал себя вчерашней новостью.
7
Никто мною не интересовался. Комнатка, в которой я находился, была отделена от коридора тонкой стенкой с застекленной верхней частью. Через стекло мне было видно озабоченных людей в белых халатах, деловито снующих взад и вперед. Изредка кто-то бросал в мою сторону случайный взгляд. Поскольку я ни к кому не обращался, то и до меня никому не было дела. Наверное, так бывает и с пациентами. Если ничего не просишь, а просто тихо лежишь на каталке, пока тебя везут куда-нибудь, то о тебе так никто и не побеспокоится, пока в один прекрасный день ты не превратишься в кучу гнилого мяса, засиженного мухами.
Старший инспектор Якоб Е. Хамре заглянул через стекло, постучал и вошел ко мне.
— Я так и думал, — произнес он. — У тебя новая контора, Веум?
— Что ж, более спокойного места для работы действительно не найдешь, — ответил я. — Располагайся. Позвольте вам предложить что-нибудь выпить? Рюмку медицинского спирта? Дозу снотворного? А может быть, что-нибудь сердечное?
Он пытливо взглянул на меня и с натянутой улыбкой занял свободный стул:
— А ты все в своем репертуаре, старина? Не хватает улик?
— Кое–какие есть.
Одет Якоб Е. Хамре был безукоризненно: светлое двубортное полупальто поверх серого костюма, черные ботинки, голубая рубашка и темно–синий галстук. Он был всего двумя годами моложе меня, но могло казаться, что я старше его на целых десять лет. Якоб Е. Хамре принадлежал к типу полицейских, похожих на бойскаутов, которые в то же время могут быть коварными, как старые сутенеры. Он производил впечатление безлико–симпатичного парня, о таких зятьях мечтают многие тещи, но вот дочерей они не привлекают.
— Я получил твое сообщение, — сказал он. — И решил сам заехать сюда. Тебе что-нибудь известно? — На мгновение он скользнул застенчивым взглядом по носкам своих ботинок, а потом его взгляд, ставший вдруг пронзительным и испытующим, остановился на моем лице.
— Фургон найден? — спросил я. Он кивнул.
— На Сундсгатен, машина явно угнанная.
— Н–да, дело в том, что мы с Ялмаром Нюмарком были, можно сказать, друзьями. Не такими уж давними, но уже успели о многом поговорить, ведь у нас были общие интересы…
— Что ты имеешь в виду?
— Ведь мы, так сказать, коллеги: оба — сыщики. Он много рассказывал мне о старых делах.
Якоб Е. Хамре чуть заметно подался вперед.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что, находясь на пенсии, Ялмар Нюмарк ворошил старые дела?
Я задумчиво кивнул.
— Не знаю, насколько ему удалось разворошить эти дела, он много думал о них.
— А о каких он говорил с тобой, Веум?
— Был такой тип, но прозвищу Призрак, ты что-нибудь слышал о нем?
Он покачал головой.
— А о пожаре на «Павлине» тебе что-нибудь известно? В его ясных глазах вспыхнула искорка.
— Постольку поскольку.
— Мне тоже не очень-то много известно. По слухам, во время войны Призрак был осведомителем и убийцей. Кто это был, установить не удалось. «Павлин» — это название фабрики красителей на Фьесангервеен, которая в 1953 году сгорела дотла. Погибло пятнадцать человек, а тот тип, Призрак, работал в фабричной конторе курьером, когда все это произошло.
— Как было его настоящее имя?
— Харальд Ульвен.
Хамре достал записную книжку и сделал в ней пометку.
Я добавил:
— Но его уже нет в живых.
— Ах так? — Он перестал писать. Пристально посмотрел на меня. — Расскажи, о чем вы говорили в последний раз?
— Об этом типе — Призраке. Он нервничал, ему казалось, что кто-то следит за ним. Но он подумал, что у него такое состояние из-за бутылки, которую мы с ним распили накануне.
— Ну а дальше?
— А когда он вышел… Я как раз сидел перед окном, выходящим в переулок, где все это случилось. Я слышал шум взревевшего автомобильного мотора, скрежет тормозов, а потом звук падения его тела.