Зарубежный детектив
Шрифт:
V. МЕРТВЫЙ ПОСЫЛАЕТ ПИСЬМО
После того как шофер Петков распрощался с Дэвидом Маклоренсом на варненском вокзале, оперативники с неослабным вниманием следили за каждым его шагом. И это в условиях, когда такси моталось по городу и предместьям, так что наблюдателям приходилось не сладко. Однако и круглосуточная слежка успеха не имела. Пик курортного сезона давал Петкову неплохой заработок, а свободное от работы время он сидел дома, шатался по магазинам или ходил в гости с женой.
Да, слежка была настолько безрезультатной, что наводила на решительную мысль оставить бесперспективный объект. Если бы не было черного чемодана!
После смерти Маклоренса при
Обсудили и версию, что в переданном Маклоренсом чемодане находились самые обыкновенные подарки, посланные Пешо его заграничным приятелем Гошо. Но версию тут же отклонили. Те, кто выступал против, даже возмущались ее изначальной несостоятельностью: ну кто в здравом уме вручает подарки, пользуясь явно шпионскими методами? Не согласились и с предложением сделать обыск в доме Петкова и разгадать тайну чемодана. Оставалась единственная возможность — негласное наблюдение, чего бы оно ни стоило. И слежка продолжалась, пока наконец не принесла первые плоды.
В понедельник, когда обнаружился труп Мелвилл, Петков подъехал ко входу «Интернационаля» ровно в 12.30 и простоял четверть часа, отказав нескольким клиентам. В 12.45 время назначенной встречи явно истекло, он великодушно взял подвернувшегося пассажира и укатил в город. Наверняка он дожидался Маклоренса. Чему была бы посвящена их встреча, если бы она состоялась?
В полдень Петков подвез двух мужчин к международному дому журналистов, а в 12.30 снова оказался у входа в «Интернациональ». И опять он был глух к просьбам клиентов. Выкурил несколько сигарет, открыл дверцу, вылез, посмотрел по сторонам.
В 12.45 (явно был уговор дожидаться ровно 15 минут) он смилостивился к одной болгарской семье — муж, жена, двое маленьких детей, — обремененной тремя саквояжами, едва влезшими в багажник, и отвез на вокзал. Когда семья расплатилась, Петков тоже вышел и встал в очередь к почтовому киоску. Здесь он купил несколько марок для отправки корреспонденции в Америку и вскоре уже опускал в почтовый ящик синеватый конверт. Когда такси Петкова с очередным клиентом двинулось в путь, следом, как обычно, поехала оперативная машина. Сидящий в ней снял трубку радиотелефона:.
— Докладывает «Альбатрос-семь». Письмо в Америку, по форме несколько суженное, синее, ящик номер 243 на железнодорожном вокзале.
— Принято, — сказал голос на другом конце. — Немедленно попросим прокурора дать разрешение и по его получении взглянем на письмо.
Марков взял синий конверт и два листа с переводом, напечатанным на машинке, и начал читать вслух:
— «Уильям Монтег, седьмая Восточная улица, дом 89, Нью-Йорк, США.
Дорогой Билл! Пишу тебе с другого конца света, из некой Болгарии, куда нас послали. Но когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Я попросил одного из здешних типов, с которым судьба свела меня случайно, опустить конверт, если со мною это случится. А поскольку письмо у тебя, то знай: это случилось. И хотя для меня это уже не имеет ровно никакого значения, как и все остальное на грешной земле, все-таки хочется наступить на мозоль этому негодяю Бонифацио. А на мозоль наступишь ему ты, если ты мне друг и если не запамятовал годы нашей совместной службы. Прошу тебя! Умоляю! Тебе это ничего не стоит. Позвони инспектору Бидли (из автомата, анонимно или пойди к нему как коллега — ты уж сам это решишь) и скажи, что Джузеппе Макаронину кокнули перед кинотеатром люди Бонифацио. По личному указанию Бонифацио. Пусть порасспрашивают Майка Длинного или Джо Гарднера, они расколются, если их поприжать. Так ему и скажи. И передай ему привет отсюда, с того света, если Бидли меня еще помнит. И еще кое-что скажи, это самое важное! Скажи, он страшно обрадуется. Бриллианты, представь себе, здесь, с нами. Это тоже дело рук Бонифацио. Пусть они не вынюхивают их там, они здесь, здешние лягавые не получают навара от таких делишек, и потому мы в безопасности. Все здесь. У Маман, а я ее охраняю. Потому и опасаюсь за свою жизнь. И не только потому: случайно я знаю кое-что про некоторые вещички, о которых лучше и не знать. Между прочим, старый Никто тоже здесь, вместе с этим мерзким исчадием Коко. Вот так-то, дорогой Билл. Я всегда верил, что ты мой человек, уверен, что и теперь исполнишь последнюю просьбу твоего друга и бывшего коллеги... Морти. Кстати, у тебя есть резон выполнить мою просьбу. Если не понимаешь насчет резона, загляни в газеты ближайших дней — и сразу все поймешь. Твой друг Морти.
Постскриптум. До свидания в одном из котлов с кипящей серой».
Генерал замолчал, взгляд его заскользил по письму, как бы удостоверяясь в точности перевода.
— Ну, полковник, как вам это нравится?
— Да, вот это весточка. Дайте и мне насладиться оригиналом!
Ковачев дважды прочитал письмо про себя, но когда положил его на стол, то ничего не сказал. Оба они молчали, полные самых разнообразных догадок. Первым не выдержал генерал:
— Давайте, давайте, поразмышляйте!
— Не знаю, почему, но этот Морти стал мне чем-то симпатичен.
— Куда уж симпатичней! С двумя базуками! А письмо?
— Самое сильное место про бриллианты.
— Да, бриллианты... Звучит как в «Тысяча и одной ночи». Но тогда где они? Если были у Маман — то почему мы их не нашли?
— Создается впечатление, что их компания, во всяком случае Морти и Маман, из команды Бонифацио.
— И что он послал их сюда с какими-то бриллиантами!
— Которые, по всей вероятности, не перешли к Бонифацио по наследству от тетки. А инспектор Бидли явно из другой партии. С приятелем Биллом он, очевидно, в одной команде. По всей вероятности, и наш Морти подвизался раньше у них... «Если не запамятовал годы нашей совместной службы»...
— Возможно, речь идет о военной службе, — сказал Марков.
— Возможно. Но важнее другое. Морти, опасаясь, что погибнет от рук людей Бонифацио, действительно хочет наступить ему на мозоль и выдает полиции местонахождение бриллиантов.
— Совершенно согласен. Однако не забудем и другой пассаж. «Здешние лягавые не получают навара от таких делишек, и потому мы в безопасности». Здесь Морти прекрасно нас охарактеризовал!
— Позвольте не согласиться, хотя навара и нет.
— Позволить можно все, что угодно. Например, позволяю вам доложить, где находятся бриллианты!
— Если вопрос поставлен ребром, мне скрывать нечего. Но прежде чем расколоться, хочу поделиться с вами одной деталью, бросившейся мне в глаза при обыске.
— Выкладывайте одну деталь!
— Деталь, надо извиниться, очень уж деликатная...
Ковачев извлек из досье конверт со снимками Эдлайн Мелвилл и артистично разбросал их по столу. Большинство фото было во весь рост — как она одна или с Маклоренсом фланируют по курорту, как сидят в ресторане, как нашли ее мертвой в постели, и последний снимок — труп на оцинкованном столе в морге.