Заря Айваза. Путь к осознанности
Шрифт:
— Если мы на вашем семинаре не получили ровным счетом ничего, то не было смысла приходить на него, — сказал он извиняющимся тоном.
— Конечно, разве не об этом я говорил вам в начале? — Волна оглушительного смеха снова накрыла зал. — Но ты все же остался до конца и получил то, что получил. Я выполнил свое обещание. Садись!
Я разгневался на Акермана, но куда большую злость я испытывал к аудитории, к этому стаду легкоуправляемых баранов. Акерман взглянул на меня и более энергичным голосом произнес:
— Это будет моя золотая медаль. Дайте ему микрофон.
Я сжал микрофон в своей
— Боги, да ты просто трус. Боишься принять очевидное. — В зале прокатилась еще одна волна смеха. Я хотел было сказать ему, что это не так, но меня его фраза так задела, что я решил не оправдываться. Акерман постоянно нападал, так что мне надо было отвечать ему с тем же напором.
— Ах ты, сука такая. Оставил голодать троих своих детей, а теперь хвастаешься тут перед наивными людьми. Оставил детей в нищете, и где твоя ответственность?
То ли вздох облегчения, то ли удивления, я не мог сказать однозначно, донесся из зала.
— Боги, да ты трус. От страха наделал в штанишки.
— Акерман, в полиции твою мать записали как проститутку, а тебя самого лечили от сифилиса. В кармане у меня лежит копия выписки из больницы.
На этот раз по залу ходили лишь удивление и отвращение. Акерман моргнул несколько раз. Он взял небольшую паузу, чтобы подыскать для меня достойный ответ. В некоторых книгах по АСТ я наткнулся на информацию о том, что он оставил свою первую жену и детей, чтобы те нашли свой собственный путь в жизни. Слова о том, что его мать была проституткой, а он сам лечился от сифилиса, были чушью, которая оказалась как нельзя кстати.
Я был удивлен, как быстро он скинул с себя эту роль, однако я знал, что все только начиналось. Я ожидал очередного удара ниже пояса и в то же время напоминал себе, что нельзя расслабляться ни на секунду. Я прибегал к грязным уловкам, которым меня в молодости научили улицы Белграда. Акерман медленно подошел к краю подиума. Настало гробовое молчание, был слышен лишь звук работающего кондиционера, который прежде был не так слышен.
— Боги, ты самый большой трус из тех, кого я встречал в своей жизни. Только трус с таким отвращением защищает себя от правды. Моя мать — благородная женщина, во второй мировой она получился орден Почета.
Потрясенный, он попался на мой крючок. Я не мог упустить этой возможности. Что есть мочи я проорал в микрофон:
— Да всем известно, Акерман, что твоя мать активно помогала союзникам, распространяя сифилис у немецких солдат на западном фронте!
По залу пронесся гогот. Участники начинали получать удовольствие от выступления, которое было похоже на хороший матч по боксу. Я почувствовал приток уверенности в своем теле, но по-прежнему сохранял осторожность.
— Боги, от страха за свою правду ты готов пойти на любые меры. От страха в тебе даже дерьмо застыло!
На этот раз раздался смех. Я пытался отыскать какие-нибудь грязные словечки, чтобы вернуть его на место, но так зациклился на его оскорблении, что моя память стала походить на чистую доску. Я ответил ему:
— Акерман, ты — машина!
Я заметил, как на лицах ассистентов вырисовывалось недоверие, они собрались в проходах между рядов, стояли ко мне лицом и выжидали команды Акермана. Кто-то хихикал, кто-то смотрел своими широко открытыми глазами то на меня, то на Акермана. Он подошел к краю подиума и в нравоучительном тоне обратился к залу:
— На таких семинарах всегда встречается проблемный тип людей. Они приходят сюда не для того, чтобы стать лучше и показать другим свою лучшую человеческую натуру. Они приходят сюда для того, чтобы раскидать мины на все то, чего мы хотим достичь. Хорошо, Боги, передавай микрофон следующему.
В знак одобрения раздались небольшие аплодисменты. Ко мне подбежал ассистент и протянул руку, чтобы забрать микрофон.
— Ну уж нет, машина должна проиграть еще одну пленку и вежливо попросить меня вернуть ей микрофон. Моя пленка говорит мне, что я не отдам микрофон, пока меня вежливо об этом не попросят.
Акерман смог быстро восстановился после удара. Он улыбнулся и протянул руки в мою сторону:
— Боги, я любезно прошу тебя отдать микрофон этому джентльмену. Он бы хотел продолжить процесс.
Раздались аплодисменты от небольшой группы участников.
Я всучил микрофон в руку ассистента и направился к выходу, проходя между рядов. Я услышал радостный голос Акермана:
— Нил, что ты хочешь сказать нам?..
В коридоре, у входа в зал собралось уже более сотни людей. По окончании АСТ будущие участники смогут пройти внутрь и, как гости, понаблюдать и разделить эйфорию вместе с предыдущими. Кто-то с любопытством взглянул на меня.
— Что такое? — спросил худощавый молодой человек в очках и с рубцами на лице от ветряной оспы.
— Акерман ждет, пока вы дадите ему сто семьдесят пять фунтов для того, чтобы он сказал вам, что вы — просветленные.
Два дня подряд я питался в греческом трактире, заказывая двойной донер кебаб и колу. Я ел большими кусками, вкус мяса и капустного салата переплетались у меня во рту. Я был на взводе, меня не переставало трясти. Урод!.. По крайней мере, я высказал ему все, о чем думал. Если бы я так не поступил, то упрекал бы себя и, возможно, отыгрался на каком-нибудь невинном человеке, который и слыхом не слыхивал об Акермане и АСТ. Закончив с едой, я, удовлетворенный и расслабленный, уселся. В состоянии покоя ко мне пришла мысль о том, что АСТ, все же, хорошая система. Эти два дня помогли мне понять тот факт, что только я, и никто другой, ответствен за свою жизнь и переживания — и неважно, какое влияние оказывают на меня все остальные. Жаль, что на семинаре оскорбляли людей, его можно было провести и по-другому. В таком ключе он протекал быстрее и вызывал больше эйфории у участников, подводя их к более впечатляющему финалу.