Засада на Кореллии
Шрифт:
— Р2 хороший дроид! — запротестовал Анакин, — Возможно, — сказал К9. — Но конструкторы Р2 сделали их совершенно безгласными и оснастили всего двумя колесами.
— Ну и что? — спросил Джейсен.
— В результате Р2 не способны выполнять свою работу эффективно. Я нахожу прискорбной саму идею, что андроид не может выполнять работу надлежащим образом. Дело не только в вашем Р2, и это не только вопрос конструкции. К примеру, здесь, на Кореллии, многие, очень многие дроиды пребывают в нерабочем состоянии и никто не решается их отремонтировать. Такой потенциал пропадает без дела. Меня это шокирует.
Анакин разъяренно взглянул на К9.
— Не
Он поднялся и пошел следом за младшим братом.
— Я рад, что молодой мастер Джейсен считает, что я хорошо высказал свою точку зрения.
Эбрихим повернулся к помощнику.
— Я полагаю, — сказал он, — что ты не вполне усвоил понятие сарказма.
* * *
Хэн пришел себя в какой-то еле освещенной камере. В затылке пульсировала тупая ноющая боль, во рту словно гундарки ночевали.
Интересно, за каким ситхом этим парням из Лиги человечества понадобилось меня хватать? Напрашивалась единственная мысль: герои Восстания не пользуются особой популярностью в этой группировке, которая к тому же может симпатизировать Империи. Но даже эта идея не выдерживала критики. Чего-то не хватало.
Хэн огляделся. Кроме сырой койки, на которой он сидел, да ведра в углу, в камере ничего не было. Создавалось ощущение, что эта комната изначально не была рассчитана для пенитенциарных целей, она, скорее, напоминала кладовую в подвале. Так или иначе, но выйти из нее не представлялось возможным.
За свою жизнь Хэн насиделся в стольких камерах, что отдых в еще одной его особо не пугал. В этой камере он был в безопасности. Проблемы могли начаться, когда за ним придут.
В тот момент, когда его посетила эта радостная мысль, зажегся ослепительно яркий свет, и дверь распахнулась. Хэн поднялся, щуря глаза. Когда он проморгался, в камере стояли Барнли, Флаутис и еще кто-то — судя по шеврону, из местной верхушки. Все трое пялились на него.
— Ну-ну, ребята, — сказал этот третий. — Теперь я понимаю, почему вы это сделали. Вы поступили правильно. Это могла быть уловка, но, похоже, это действительно он. Отпустите его.
— Но… — запротестовал Флаутис.
— Приказ, — оборвал его третий. — Приказ сверху, если вы понимаете, о чем речь.
— От Тайного вождя? — спросил Барнли с некоторым даже благоговением в голосе.
Третий кивнул — похоже, для него это было нечто обыденное.
— Ладно, — сказал Флаутис, моментально присмирев. — Тогда порядок.
Хэн повернулся к третьему, намереваясь спросить, что происходит, но не успел. Едва раскрыв рот, он осознал, что опять повернулся спиной к Барнли.
Удар по голове не был нисколько приятнее первого. Мир снова стал темным.
* * *
Давно наступил вечер, близилась ночь, и Лейя не знала, злиться ей или тревожиться. Либо Хэн встретил старого Друга и так загулял, что забыл позвонить домой, либо же он попал в беду. Ховер генерал-губернатора должен был прилететь за ними через полчаса.
В этот миг послышался шум приближающегося ховера. Генерал-губернатор прислал машину заранее? Лейя подошла к окну, посмотрела в небо — и мгновенно поняла, что это не от генерал-губернатора и вообще ни от местных должностных
* * *
Вечер тихий-тихий, думала Календа, но никогда не знаешь, откуда на тебя выскочит ранкор. И вдруг она услышала этот звук — низкий вой хо-вера, снижающегося на репульсорах.
Внезапно тишину разорвал рев сирен, усадьбу главы государства залил яркий свет. Охранники бросились по своим местам. Не обращая на все это внимания, Календа обшаривала взглядом небо в поисках нарушителя спокойствия.
Вот он! Ховер свалился с вечернего неба в трехстах метрах от виллы, голубоватое свечение его ре-пульсоров отбрасывало странные движущиеся тени на узкую деревенскую дорогу. Ховер высоко подпрыгнул на месте и остановился. Хлопнула задняя дверь, и из машины выбросили какой-то крупный предмет неопределенной формы. Предмет еще продолжал катиться, когда ховер снова взмыл вверх и исчез в небе.
Охранники бросились вперед и обступили объект. Календа схватилась за макробинокль, увеличила масштаб.
Фигура в кольце с трудом взгромоздилась на ноги, и Календа увидела, что это Хэн Соло собственной персоной, но только до невозможности избитый.
Разведчица выругалась про себя. Это было плохо. Очень плохо. Кто-то прислал еще одно предупреждение, и, хотя она и не могла его прочитать, было ясно, что это предупреждение отнюдь не дружеское.
Похоже, дело пахло как дохлая банта.
13 БЕСЕДА ПРИ СВЕТЕ ФАКЕЛОВ
Ужин прошел в безрадостной атмосфере. Пока Хэна обклеивали пластырем, назначенное время прошло, однако все же удалось превратить светский прием в нечто напоминающее военный совет.
Шум на улице только усиливал напряжение. Даже на шестом этаже, даже за звукоизолирующими стенами Дворца короны, официальной резиденции генерал-губернатора, крики и пение демонстрантов было невозможно игнорировать. В личном кабинете генерал-губернатора, куда они переместились после ужина, рев слышался еще более отчетливо. Все давно перестали делать вид, будто ничего не слышат. Наоборот, каждый смотрел в окно, наблюдая за действом. Свет в кабинете был приглушен — как для того, чтобы лучше видеть, так и в целях безопасности, чтобы самих смотрящих не было видно с улицы. Окна считались непробиваемыми, но рисковать никому не хотелось. Мерцающие огни факелов освещали лица собравшихся, которые смотрели на марш головорезов.
Генерал-губернатор Микамберлекто глядел в окно, печально созерцая происходящее внизу.
— Они опять пришли, — произнес он. — Опять пришли. И я не смею, не смею вызвать ни Корелли-анские силы самообороны, ни Службу общественной безопасности. Я даже не уверен, на моей ли они стороне. По сути, я почти уверен, что они уже давно не со мной. Если я их вызову, они могут запросто присоединиться к тем молодчикам внизу.
Он вздохнул и прислонил вытянутую спину к оконной раме, глядя на шумную демонстрацию. Для Лейи не было ничего печальнее этого его вздоха. Этот звук был исполнен усталости, покорности судьбе и несбывшихся надежд, о которых можно было уже не вспоминать. Один-единственный вздох поведал ей, что никаких надежд не осталось.