Защита никогда не успокаивается
Шрифт:
— Где же кинокамеры? Почему не снимают меня на вершине славы? — И влил в беднягу еще целый галлон воды.
Из него во все стороны брызгала кровь, медсестра и все остальные с криком выбежали вон. Меня вырвало. Вот такие жалобы я писал.
— А что было дальше в тот раз? — спросил я. — Доктор Роби пришел?
— Нет. Когда на следующий день доктор Роби пришел на работу, я попросил разрешения прийти к нему в кабинет и все рассказал про вчерашнее. Он ответил:
— Знаю, но что я могу сделать?
Тогда я сказал:
— Но это
Тут как раз входит доктор Росс со шприцем. Говорит, что в карцере сидит один, который не будет сам есть, его надо кормить внутривенно. А я знаю, что он будет есть. Доктор Роби спрашивает:
— Ты уверен?
— Да, — говорю, — уверен.
— Ну, — говорит, — покажи.
Я пошел, принес три тарелки каши. Тот, в карцере, всю кашу съел, как будто с голоду умирал. Потом медсестра принесла ему банан. И банан он тоже съел.
Тогда доктор Роби сказал доктору Россу:
— Убирайтесь с вашим внутривенным, и чтобы до шприца больше не дотрагиваться. Я уже распорядился, чтобы вам не разрешали ничего вводить пациентам, потому что вы — это он доктору Россу — никудышный врач.
Де Сальво рассказал и о других порядках в лечебнице; потом я спросил, понимает ли он происходящее сегодня. Он сказал, что понимает. В ответ на другие вопросы он заявил, что готов предстать перед судом; что знает, на чем будет строиться его защита — ему необходима медицинская помощь.
— Где бы вы предпочли находиться — в Уолполе или в Бриджуотере? — спросил я.
— Я не хочу ни в какую тюрьму. Я хочу в больницу, чтобы меня там лечили.
— Вас беспокоит возможность оказаться осужденным?
— Да, сэр.
— Вы понимаете, что риск есть?
— Да, понимаю.
— И согласны рисковать, чтобы разобраться с этим делом?
— Да, сэр, согласен.
При перекрестном допросе Дональд Кон сослался на «некоторые признания», сделанные Альбертом Джону Боттомли, и поинтересовался, на каких условиях они были сделаны.
Судья предупредил Кона, что он переходит границы дозволенного. Тут вмешался я:
— Могу сообщить, что эта информация должна использоваться врачами, чтобы установить, является ли рассказанное этим человеком правдой или же плодом больного воображения.
— Хорошо, — согласился судья Кэхилл. — Пусть будет так.
После этого Кон спросил Де Сальво, что он имел в виду, говоря о том, что надо делать «правильно». Что для него «правильно»?
— Я считаю, правильно говорить правду…
Когда Кон закончил перекрестный допрос, был объявлен перерыв. После него я начал повторный допрос Де Сальво. Прежде всего я совершенно ясно показал, что, беседуя с представителями власти, Альберт действовал точно в соответствии с моими инструкциями.
— Следовали ли вы в течение полутора лет моим советам, кому вы должны все рассказывать, а кому — нет?
— Да, сэр. Я слушался ваших советов.
— И несмотря на ваше желание рассказать
— Пожалуйста, повторите вопрос еще раз.
— Пожалуйста. Вы ждете чего-нибудь, прежде чем все рассказать?
— Да, это так.
— Вы понимаете, что если все расскажете, это может оказаться для вас опасным?
— Да.
— У вас есть желание подвергать свою жизнь опасности?
— В данный момент — никакого.
Мы снова поговорили о Бриджуотере, и Де Сальво рассказал, что вел дневник, отобранный потом охранниками. Он сказал, что условия теперь стали лучше, что с ним обращаются хорошо. Он находится в I корпусе, продолжал Альберт, где много тяжелобольных, требующих ухода.
— Я их мою в душе, умываю, помогаю все делать, немножко занимаюсь канцелярской работой, мою полы — делаю все, что потребуется.
Я в последний раз заговорил о «признаниях».
— Альберт, вы сказали мистеру Кону, что, даже если ваш адвокат и будет этим недоволен, вам надо облегчить душу и кое-что рассказать, поскольку вы считаете такой поступок правильным?
— Да, сэр.
— Вы намерены и дальше следовать советам вашего адвоката о том, кому следует делать эти признания?
— Да, намерен, — ответил Де Сальво.
Через несколько дней судья Кэхилл вынес решение, что Альберт Де Сальво в состоянии предстать перед судом.
Ведьма сожжена
Мы с Дональдом Коном согласились, что не стоит это и без того сенсационное дело рассматривать перед самыми выборами в сенат, да и мое расписание было забито до отказа. Поэтому суд над Альбертом Де Сальво — Зеленым человеком был назначен на 10 января 1967 года.
Главный тактический прием, при помощи которого я надеялся добиться оправдания Альберта на основании его невменяемости, был прост: я попытаюсь использовать тринадцать убийств, совершенных им в качестве Бостонского удушителя, чтоб показать, до какой степени он психически болен. Для этого мне нужно постараться воспользоваться в качестве доказательства признанием Альберта, подтвержденным данными полиции.
Не было, разумеется, никакой гарантии, что мне удастся использовать как доказательство какую-либо информацию об удушениях. Кроме того, в это время в штате Массачусетс еще с 1893 года действовало правило Макнатена, согласно которому обвиняемый должен был доказывать свою психическую ненормальность, то есть что он либо не отдает отчет в своих действиях, либо не может их правильно оценить.
Некоторые штаты, в которых действует архаичное правило Макнатена, несколько расширили основания для установления невменяемости с помощью так называемой доктрины непреодолимого импульса: обвиняемый мог понимать, что делает, и знать, что это плохо, но тем не менее был не в состоянии сопротивляться непреодолимому желанию совершить преступление.