Засекреченное счастье
Шрифт:
Однако Эмма ответила почти сразу. В напряженной тишине отчетливо слышалось каждое слово разговора.
— Эмма? Это Наталья Анатольевна, мама Юли. Эммочка, Юля сказала, ты собираешься в гости к нам на дачу. Я хочу уточнить — тебя ждать сегодня или нет?
Вцепившись в сиденье, девочка ждала ответа, от которого теперь зависела вся ее жизнь. Ну, давай, Эммочка! Не подведи!
Подруга не подвела.
— А как же! Конечно, ждать! Я как раз тапочки упаковываю. Скажите, у вас там какие носят — в крапинку или с помпонами?
— Тапочки? Ох, право, не знаю… да
Юля опустила голову, чтобы скрыть ликование. Умница Эмик! Хорошо, когда у тебя есть такая подруга. Подыграла, с ходу! А с этими тапочками у нее вообще очень правдоподобно вышло…
— Ладно, вылезай, — приняла решение мама. — Продукты в холодильнике, ужин приготовите сами. И в следующий раз предупреждай заранее!
— Хорошо, хорошо, мамочка! — Юлька чмокнула маму и бабушку, разлохматила прическу отца и кивнула Гюнтеру.
Через минуту она уже махала вслед отъезжающему джипу.
Итак, она и в самом деле получила свободу.
14
Вернувшись в дом, Юля поднялась к себе в комнату, включила на полную мощность музыку и, пританцовывая, начала подпевать. Она осталась одна! Можно делать все, что хочется! И Ромка совсем недалеко. Рома, Ромочка, Ромашка, Ромсик, Ромео! Боже мой, он же действительно самый настоящий Ромео! Какое чудесное имя. Юлька пробовала его на вкус, на звук, шептала его и орала на весь дом так, что перекрывала шум радио.
Натанцевавшись, Юля решила разобрать вещи, а потом вдруг почувствовала, что очень голодна. Интересно, что там в холодильнике?
Спуститься вниз на кухню оказалось непросто — больная нога, про которую она уже почти забыла, после танцев снова заныла. Найдя в холодильнике кусок сыра, Юля поставила на огонь кастрюлю, чтобы сварить макароны — единственное, что она умела готовить. Потом вдруг вспомнила, что не позвонила Эмме, чтобы поблагодарить за поддержку. Пришлось тащиться наверх за оставленным в комнате мобильником, который, как назло, оказался заблокированным. А ведь она забыла попросить родителей положить на телефон деньги!
Юля в досаде отбросила трубку, села на кровать. Как жаль, что у нее нет Ромкиной фотографии. Какая же она была дура, что не сфотографировала его! Правда, есть граффити на стене… И в мобильнике! Юля взяла трубку, стала рассматривать снимок. Мелко, ничего не разглядишь. Вот если бы нарисовать покрупнее… Точно! Надо нарисовать!
Она вытащила альбом для набросков, карандаши и приступила к работе. Портрет получился отличным. Рассматривая его, девочка радовалась вдвойне — и как художница, и как влюбленная.
Куда же положить рисунок? Оглядевшись, она приколола лист на стену над кроватью. Все равно никого нет, можно не прятаться.
Налюбовавшись портретом, она подумала, что завтра же нужно будет заняться поисками Романа. И предлог есть — отец ведь так и не заплатил ему за неделю работы. Как и где Юля найдет его, она пока не представляла, но совершенно не беспокоилась. Придется обойти все окрестные деревни, ну и что? Подумаешь! Если надо, она готова обойти полсвета.
Про оставленную на плите кастрюлю Юля совсем забыла.
Вода закипела довольно быстро и вскоре выплеснулась на конфорку. Пламя с шипением погасло, газ начал бесшумно сочиться на кухню. Уходя, Юля не закрыла дверь, а окна, наоборот, были крепко заперты — после недавней жары девочке все время казалось, что она мерзнет. Не найдя выхода, газ начал быстро распространяться по дому и вскоре заполнил первый этаж. Теперь достаточно было одной искры, чтобы невидимое коварное облако вспыхнуло. И эта искра не замедлила появиться — из старого бабушкиного холодильника, перевезенного на дачу.
Потом Юля вспоминала, что перед взрывом услышала, как на кухне заработал холодильник — он всегда включался с сильным шумом. Вот и на этот раз в заработавшем холодильнике выбило малюсенькую, незаметную искру…
Заполнивший нижний этаж газ вспыхнул сразу, ярко и резко, с оглушительным хлопком. Гудящее пламя сине-желтым клубом прокатилось по первому этажу, цепляя и поджигая ткани и дерево, — и того, и другого в доме было достаточно — а потом взметнулось вверх по лестнице.
Когда Юля услышала взрыв и треск, она спрыгнула с кровати и заковыляла к двери. Но было уже поздно: едва она выглянула в коридор, в лицо пахнуло жаром, ударил едкий дым. Пожар! Девочка захлопнула дверь и отскочила в глубь комнаты. Она бросилась к окну, дрожащими руками распахнула рамы и высунулась в дождливую темноту позднего вечера. Пустынную окрестность огласил перепуганный девчоночий крик:
— Пожар! Помогите! Кто-нибудь! Пожалуйста, помогите!
15
Наспех поев, Роман снова выскочил на улицу. Он шел, пиная попадавшиеся под ноги банки, и пытался разобраться в себе. Ему пришлось довольно долго месить грязь проселочных дорог, прежде чем он осмелился взглянуть в глаза правде.
А правда была так неприятна, что уж лучше бы он и не знал ничего. Лучше бы так и продолжал обманывать себя, по крайней мере, не так страдало бы самолюбие. Правда была такова: его сердцем завладела эта девчонка. Заноза, молекула, болячка, бацилла! Эта заносчивая гордячка, хозяйская дочка. Которую он терпеть не мог, руки сами так и тянулись оттаскать ее за волосы или отшлепать!
И однако именно она была причиной той душевной боли, которую он испытывал сейчас. Потому что она уехала, и он больше никогда ее не увидит.
Что же случилось? Какая хворь завладела им?
Роман не любил слова «любовь». Это слово было связано с бесконечными сериалами, мыльными операми, которые он терпеть не мог. Герои на экране ругались, дрались, целовались и рыдали в объятьях друг друга. В слове «любовь» был весь смысл их жизни, и за это Роман их презирал.
И вот теперь, похоже, он сам заразился той же болезнью. Ему хотелось рвать и метать, кричать и драться. Он гнал от себя прилипчивое, слащавое слово. Если бы он мог, он бы с мясом вырвал из груди отравленное острие стрелы бессовестного Амура. Если бы он мог…