Засекреченное счастье
Шрифт:
19
«Рома, привет!
Радуйся, я наконец-то запомнила твое имя.
Как ты там? Как себя чувствуешь?
У меня все в порядке: врачи обнаружили перелом, сделали операцию, сказали, что через неделю выпишут. Правда, потом еще полтора месяца придется ходить в гипсе, но я знаю, мне это пойдет. Подчеркнет мою индивидуальность. Да и вообще, я люблю выделяться из толпы. Так что гипс и костыли — это понтово!
Выздоравливай
Надеюсь, наша следующая встреча произойдет при менее драматичных обстоятельствах. И обязуюсь больше не поджигать дома, если захочу тебя увидеть.
Как там раньше писали? Жду ответа, как соловей лета! Если, конечно, тебе не трудно писать.
Все, пока, целую. (Видишь, я уже начала!)».
С удовлетворением прочитав написанное, Юля сложила листок и передала Эмме. И вовремя: мама как раз входила в палату.
— О чем это вы шепчетесь? — она с подозрением оглядела подруг. — Нечего секретничать! Тайны отменяются. Одна вон уже досекретничалась до больничной койки!
Мама разлила по стаканам сок:
— Эмма, пообедаешь с нами?
— Нет, спасибо, я на диете!
— Да неужели! И давно?
— Уже десять минут!
— А-а-а, ну тогда понятно…
— Теть Наташ, я, пожалуй, пойду. А то вы так аппетитно едите, что я могу не выдержать! — с этими словами Эмма соскочила с кровати и двинулась к двери, на прощанье подмигнув Юле.
— Столько энергии, — мама покачала головой. — Не девочка, а стихийное бедствие! Ураган!
Наевшаяся Юля до подбородка закрылась одеялом. Она очень надеялась, что этот ураган долетит до Романа!
20
При поступлении в больницу состояние Ромы действительно было тяжелым. Первые трое суток парень пролежал в реанимации, куда не пускали никого, даже самых близких.
На четвертый день Рому перевели в палату, где ждала мама. Одурманенный лекарствами, Рома грезил. Он заново переживал самый страшный и самый прекрасный день своей жизни — каждый час, каждую минуту. Теперь, когда ему не было больно, все казалось фантастической сказкой — он был и участником событий, и сторонним наблюдателем. То, что происходило перед его мысленным взором, было захватывающе, невероятно. Неужели это он спускает по объятой пламенем лестнице испуганную девочку? Неужели это он борется с пламенем, спасая картину на стене? Неужели это его так крепко обнимают девичьи руки и целуют мокрые от слез губы? О да, он чувствовал эти поцелуи даже сквозь мрак бессознательности, на грани смерти!
Ему хотелось крутить фильм еще и еще, он был даже немного разочарован, придя в себя. Вместе с реальностью вернулись и мысли о Юле. Мучительные, беспокойные. Как она, что с ней, когда они увидятся? Ему хотелось вскочить с койки и бегать кругами по палате, а лучше — вообще сбежать из больницы и найти ее. А потом… Потом… Что он ей скажет, когда найдет? Что скучал по ней, мучительно, до боли, что мечтал ее видеть? А вдруг она просто посмеется над ним?
Вот так, мучимый неизвестностью, Роман провел свой первый день в душной, тесной больничной палате. В плеере, как назло, кончился заряд, он всего-то полдня успел послушать «Я хочу быть с тобой…». Он обратился с расспросами о Юле к маме, но та наотрез отказалась от разговора:
— Ничего об этой девице не знаю и знать не желаю. Прошу тебя больше в моем присутствии не говорить о ней! Эта семейка и так принесла нам достаточно горя.
Но все-таки Роме удалось кое-что узнать. Юлю увезли в какую-то суперклинику, значит, она в нормальной больнице. «Что ж, отлично. Там ее быстро приведут в порядок!»
А потом к Роме заявилась Эмма, и жизнь снова засияла яркими красками.
— Привет! — оглушительным басом сказала необычная посетительница, появившись в дверях и оглядываясь. — Кто здесь Роман?
— Я здесь Роман, — ответил парень, во все глаза разглядывая неожиданную гостью.
Та тоже пристально изучала его. Роман стойко выдержал ее испытующий взгляд, только слегка покраснел и натянул на себя одеяло, чтобы не было видно стягивающих грудь бинтов.
Закончив осмотр, загадочная особа удовлетворенно кивнула:
— Годится! У меня для тебя послание! — И она вручила оторопевшему парню сложенный вдвое листок.
Роман открыл письмо и начал читать.
Вначале он не понял, кто это пишет ему. Скачущий, неровный и в то же время какой-то наивный почерк был ему совершенно незнаком. Нахмурившись, он прочитал первые строчки и… буквы запрыгали у него перед глазами. Письмо было от нее!
Это было что-то невероятное — он как будто услышал ее голос, звонкий, веселый, как колокольчик. Как будто его щеки коснулась ласковая рука. Она написала ему как другу! Как близкому, родному человеку, как… как брату! Или даже как… Дальше на эту тему он думать не осмеливался.
Он забыл про Эмму, забыл про то, где находится, что происходит вокруг. С быстро бьющимся сердцем он перечитывал и перечитывал письмо до тех пор, пока не выучил наизусть. Он вглядывался в каждую букву милого почерка и в угловатых и вместе с тем плавных изгибах видел ее характер, душу — ребячливую, но уже девичью, обворожительную, манящую и таинственную.
Рома влюбился в первый раз. Девчонки были для него загадкой, он не понимал их и поэтому сторонился. И вот теперь он словно приоткрыл завесу и вдруг увидел другой, ослепительный и заманчивый мир, который все это время существовал рядом, а он и не знал. И он был в этом мире желанным гостем.
— Очнись! Принц прекрасный, ты меня слышишь? — Эмма уже давно топталась рядом, пытаясь привлечь его внимание (дотрагиваться до забинтованного парня она не решилась). Картина, которую она наблюдала, произвела на нее сильнейшее впечатление. Вот так Юлька, вот так тихоня! Всего-то страничку написала, а парень чуть не помешался. Надо сказать подруге, чтобы в будущем она была поосторожнее. А то как бы из хирургии ее возлюбленного не перевели в психиатрию!