Зашифрованные маршруты
Шрифт:
Плиту опять перевернули, положили на место и пошли теперь по кустам, поглядывая на дорогу.
Если судить по следам, бандит тоже торопился. Он делал гигантские шаги и нигде не останавливался. Но ребята все равно были осторожными. Они боялись засады. Вислоухий мог притаиться за любым камнем и вылететь вдруг с кинжалом в руке.
Глава 14
На бугорке, возле дороги, ребята увидели маленькую избушку. Она была срублена из толстых бревен. Земляная крыша поросла травой и кустами. Трубы не было. И окон тоже. Здесь Вислоухий мог устроить засаду.
– Ложись!
– скомандовал Петька, а сам, раскрыв нож, согнувшись, побежал к избушке.
Тимка, нацелив на нее лук, ждал, что вот-вот выскочит Вислоухий. Но избушка была пустая. Петька обошел ее вокруг - никаких следов. Швырнул камень внутрь, он глухо ударился о противоположную стенку, отскочил к порогу. Петька быстро заглянул. Разрушенные нары, груды старых расколотых камней, кусок чугунной плиты.
Петька как будто к чему-то прислушался и залез на избушку, сел там в траве и, приставив ладонь к глазам, стал смотреть вдоль дороги. Оглянулся на ребят, махнул рукой и зашевелил губами:
– Идите.
Крадучись, побежали к Петьке, забрались на избушку.
– Смотрите на дорогу. Видите?
– Видим.
Внизу на изгибе дороги была могила. Большой деревянный крест слегка наклонился над ней. На верхушке креста какой-то белый квадратик, видимо, фотография.
– Это Костоедов похоронен, - тихо сказал Петька, - я эту могилу видел на фотокарточке у капитана Платонова. Он ее Мулекову показывал, когда тот о Сашике говорил.
– О, сволочь! Какая сволочь!
– раздалось из-за могилы.
От испуга дети, как воробьи, прижались друг к другу. Затаили дыхание.
На ноги поднялся Вислоухий с булыжником в руке. Обматерился и ударил камнем по кресту:
– Сволочь. Сын твой, сволочь.
– Камень разлетелся на две половины. Вислоухий стал пинать могилу.
– Сдох, гад, не дождался. Вернусь в Берлин, с твоего Сашика шкуру сниму вот этими руками.
– Бандит огромными кулаками ткнул в фотографию.
– Чучело из него сделаю.
Булыжники снова застучали по кресту. Его перекладина вздрагивала.
– Обманул змееныш! Обманул! О-о-о, сволочь!
Бандит вдруг перестал бесноваться. Вытер рукавом потный лоб. Задышал сипло, как бык. Поправил на поясе кинжал. Расстегнул кожаную сумочку, прикрепленную рядом с ножнами. Вынул оттуда курительную трубку. Она была совсем тоненькая и какая-то уродливая.
– Понятно, - прошептал Тимка.
– Что понятно?
– спросила Таня.
– Опий курить будет.
Вислоухий действительно достал ампулу, по-видимому, с порошком, заблестевшую на солнце. Зажал ее в кулаке. Вытащил зажигалку.
– Ого, - сказал Шурка.
– Не зажигалка, а целый бочонок, она, наверно, месяц может подряд гореть.
– Три месяца, - не спуская глаз с бандита, отозвался Петька, - мне солдаты такую дарили - трофейную. На ней даже чай греть можно.
Вислоухий посмотрел по сторонам и пошел вниз, через дорогу к кустам. Он прошел поляну, засыпанную булыжниками, перепрыгнул через ручеек и скрылся в кустах.
– Понятно, - опять сказал Тимка, - сейчас забалдеет и начнет куралесить.
– Нам это известно, - поддакнул Шурка, - был у нас на Байкале такой придурок, с топором за воробьями гонялся. Помните, мы рассказывали? Кричит, песню горланит, разговаривает сам с собой важным голосом, емпиратором называет себя, а потом упадет в лужу и квакает лягушкой - ква, ква, ква и рожу грязью мажет.
– И этот тоже квакать будет?
– спросил Петька.
– Не каждый раз так бывало, - прошептал Тимка, - орал он всегда, а потом лежал с открытыми глазами и ничего не понимал.
– Будешь! Я заставлю говорить!
– закричал в кустах Вислоухий.
– Не таких заставлял! Ты не узнаешь меня?
– Комедь началась, - сказал Тимка.
– Вставайте, пойдем могилу смотреть.
– А если он выскочит?
– Теперь до ночи орать будет. И с места не сдвинется.
Быстро спустились и по кустам прошли к могиле.
Она была на земляном уступе. Большая, аккуратно обложенная камнями. Сверху ровная песчаная плита. И на ней черная надпись: «Спи, отец, и прости меня, я так мало заботился о тебе. Твой сын Сашик».
На перекладине креста было написано крупными буквами КОСТОЕДОВ. И стояли цифры 1870-1939. На макушке креста фотография. Cyxoй старик смотрел на ребят маленькими злыми глазами. Шрам на губе закрывала широкая борода.
– Сдох, значит, белогвардейская гадина, - сказал Петька и плюнул старику в морду.
– Не надо так над могилой, - попросил Шурка, - грех это большой.
– Он, знаешь, сколько убил людей?
– Все равно нельзя - так все говорят.
– Ну и пусть говорят.
В кустах опять закричал Вислоухий:
– Я повелеваю! Иначе всех казню. Весь мир будет мне молиться. Я - повелеваю!
– Вишь, - сказал Шурка, - совсем одурел, если в емпираторы полез.
– Послышался треск ломаемых кустов. Ребята со всех ног бросились к избушке, забрались на крышу.
– Хайль! Хайль!
– кричал Вислоухий.
Петька вдруг спрыгнул вниз.
– Ты куда?
– испугалась Таня.
– Сбегаю, посмотрю его, может, оружие отнимем.
– Не смей, Петька, он еще не совсем одурел.
Но Петька уже мчался к поляне. Иногда он присаживался за камни, прислушивался и, пригнувшись, снова бежал к кустам. Таня с Тимкой слезли на землю. Шурка наблюдал сверху. Кусты качнулись, и Петька исчез. И почему-то сразу прекратились крики Вислоухого. Вроде там кто-то захрипел.
– Шурка, что там?
– Ничего пока не видно.