Зашифрованный план (Повести, рассказы)
Шрифт:
Но инженер упрям:
— Я о нынешнем дне говорю. Выручить прииск может только особый случай, который даст возможность немедленно черпать металл… Об этом я и сообщу тресту!
Мы устали и начинаем раздражаться.
Вечереет. До сна надо поговорить еще с артельщиками. В одном из домиков собирается с десяток людей. У всех настороженные взгляды. Что-то расскажут новые люди?
Не умеет мой инженер зажигать народ! Правильно говорит, и дельно, но скучно. Не открывает он обнадеживающих перспектив! И у меня только одни митинговые слова получаются…
Слушают хмуро артельщики, и чувствуется, что нет у них к нам должного доверия.
— Все это так, — говорит, поднимаясь, один из рабочих (руку он заложил за борт пиджака, смотрит в незримую точку), — но, все это не главное. Главное вы, товарищ инженер, придержали. Рабочие золото найти не умеют. А знают, что оно есть…
— Есть! — убежденно поддерживает его собрание.
Вместе со всеми хочется крикнуть и мне: есть!
— Пора нам помочь, — укоризненно продолжает рабочий, — потому что который уж год мы прииск позорим и хлеб советский задаром едим! А движения нет. Тот потолкует, другой расскажет. А мы, как сидели на старых отвалах, так и сидим. Дайте нам новую россыпь, товарищ инженер!
Видно, что инженер задет за живое. Он отвечает сердито, будто собирается ринуться в драку.
— Хорошо! Люди вы местные, ну-ка, выкладывайте! Где, по-вашему, в первую очередь разведку поставить нужно?
Молчат. Вопрос прямой. Сразу на него и не ответишь. Выручает десятник.
— На Буринде, конечно! Наши родители уши об ней прожужжали. Ручались, что золото богатейшее. Разве даром ее Рудаков шурфами избил? Ему революция не дала, а то бы во какое здесь дело раздули! А мы в одиночку, понятно, не можем…
— Согласен! — успокоившись немного, говорит инженер. — Завтра, десятник, иди в шурфовку! Воды не боишься?
— Будет вода! — гудят голоса. — У самой-то речки? Как же не быть!
— Я тоже думаю, — замечает инженер. — Так вот, справитесь без насоса?
— Какая же без насоса работа!
— Но нет же насосов на прииске, сами вы знаете! — кричит инженер, и голос его трепещет от обиды. — Все ведь растащили!.. И сапог тоже нет. В ботинках ты в шурф не полезешь? Вода в ноябре не шутит!
— Не полезешь! — подавленно соглашаются артельщики.
Инженер поникает от тяжести своего бессилия. Продолжает он уже тихо, устало:
— Не могу я очки вам, ребята, втирать. Не могу обещать, что завтра же заработают машины… Достанем средства, выпишем оборудование, тогда увидим… А пока вот чего — приберите-ка мне к месту локомобиль и трубы…
Мы победили. Но нерадостна эта победа. Даже стыдно смотреть в глаза рабочим — так мы слабы еще.
Но золото все же есть, думаю я, и вспоминаю о Торбалыке.
— Товарищи, где река Торбалык?
Рабочие переглядываются, думают… О Торбалыке никто ничего не знает.
3
Вчера нежданно-негаданно к нам прикатил арендатор-концессионер, с письмом из треста.
В письме сказано, что так как сами мы затрудняемся «в кратчайший срок сделать прииск достаточно доходным, то на известных условиях территория его может быть передана в аренду гражданину Максакову..»
В письме приведены также пункты, по которым может состояться сделка.
Узнал я об этом от Ивана Григорьевича. Чуткий нос его быстро пронюхал новость.
Встретив меня в коридоре, он хитро сощурил глаза и невесело спросил:
— Бают, новый хозяин приехал?
Меня взяла досада. Поторопился инженер со своей оценкой!
В кабинет меня позвали для разных справок. Максаков выглядел крепким, рослым мужчиной. Сидел он на стуле и, развалясь, курил толстую папиросу. На темном, как у цыгана, и пьяном лице его играла сладкая улыбка. Казалось, всем он рад, для всех любезен. Так приятностью и сверкает!
— Арап! — толкнул меня под бок инженер.
— Ну, арап или нет, а обеспечение представил, должно быть, солидное, если трест согласился иметь с ним дело…
Управляющий наш деловито-вежлив. Партийной дисциплинированности от него не отнимешь. Что частный капитал допущен сейчас временно для возрождения производства — усвоил хорошо, и что тут нужна особая, большевистская тактика — тоже.
Инженер, как мне кажется, обескуражен. Ему, может быть, стыдно за техническую нашу несостоятельность, и именно сейчас, когда она подчеркнута приездом Максакова.
Арендатор привез с собой карту. На ней отмечен большой участок, который он и собирается получить в аренду.
Я изумляюсь. Для этой площади мы почти не имеем разведочных данных! Не знаем запасов…
— Но позвольте, — я тяну к себе карту и начинаю понимать.
Вот что! Туда вошла река Буринда! Но все-таки, что может знать он об этой речке?
Максаков говорит солидно, стараясь держаться с достоинством:
— Я старый золотопромышленник. В Ленинграде, в тресте, меня отлично знают. Мне предложили материалы по нескольким районам, я выбрал ваш. У меня есть нюх и смелость к риску! Может быть, заработаю… А провалюсь — значит, заплачут мои денежки… Прииск я обстрою, оборудую. Когда аренда кончится, все останется вам… Свою выгоду я понимаю хорошо и ссориться с государством не намерен… Ну… и опыт кое-какой имею…
Максаков добродушно смеется. Я не верю в этот смех. Мне кажется, что этот делец высокомерно презирает нас с высоты былого своего величия. И презирает, и боится… У меня появляется к Максакову неприятное чувство, загорается неприязнь.
— Изложите ваш план, — хмуро говорит инженер. — Поглядим, какой у вас опыт!
Я благодарно взглядываю на него — хорошо сказал, без церемонии!
Арендатор, однако, словно не заметил недружелюбного тона инженера.
Он по-прежнему добродушно улыбается.