Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев
Шрифт:
В конце концов я решил придерживаться уже намеченного плана и пересечь Гималаи. Изучив бывшую в моём распоряжении единственную и не очень достоверную карту, я понял, что нам предстоит преодолеть более двухсот километров по одной из самых высокогорных территорий мира.
Наиболее тяжёлая и в то же время самая обычная физическая деятельность заскарцев состоит в лазании по горам. Каждый шаг открывает перед ними новые горизонты. Усилия путешественников компенсируются сказочными по красоте видами и величественной перспективой. Вероятно, поэтому Нордруп с видимым удовольствием забросил мой рюкзак себе на плечо, когда мы, распростившись с друзьями из Сани, пустились в путь к Падаму.
Пипитинг
Во время долгих совместных странствий у меня было время поближе познакомиться с Нордрупом. Он происходил из менее зажиточной семьи, чем Лобсанг, и у него было не столь счастливое детство — он потерял мать, будучи ещё мальчиком. Его живой ум помог ему быстро выучиться читать, писать и усвоить те знания, которые преподаются молодым монахам. Не имея прочных семейных связей в Заскаре, Нордруп, человек с непоседливой натурой, смолоду принялся путешествовать. Это облегчалось тем, что монахов хорошо принимают почти во всех буддийских монастырях Гималаев. Несмотря на изолированное положение Заскара, его жители ощущают глубокую духовную общность с обширным гималайским миром; ничто не мешает им повсюду чувствовать себя как дома. Люди тибетской культуры могут пройти тысячи километров по Гималаям с уверенностью, что всюду встретят людей, говорящих на том же языке, имеющих те же обычаи и религию.
В путешествии монахи обходятся без денег; их примут в любом доме, где чаще всего, как я уже говорил, им не надо платить за ночлег и еду. Гималайская цзамба значительно упрощает проблему провизии: поджаренную муку можно есть в холодном виде, и хранится она долгие месяцы. Нордруп с гордостью показал мне мешочек с цзамбой, который он принёс из Тхунри в предвидении долгого путешествия в Центральную Индию. На высокогорных перевалах, засыпанных снегом и обдуваемых ветрами, костра не развести, а потому заскарцы не запасаются топливом и не делают долгих стоянок, как китайцы и индийцы, питающиеся рисом, который требует немало времени для варки.
Нордруп ещё мальчиком побывал на Тибете. Затем посетил Ладакх, где жил в различных монастырях. В родной монастырь Карша он вернулся монахом-торговцем. Несколько раз ходил в Манали, город у начала долины Кулу, куда мы сейчас направлялись. Там он покупал для своего монастыря хлопчатобумажные ткани, иголки и подковы, а также лошадей. Нордруп хорошо знал дорогу, по которой мы шли.
Будучи как-то в Манали, он решил посетить город Дхарамсала, нынешнюю резиденцию далай-ламы. Бежавшие в своё время из Лхасы в Индию монахи и знатные люди жили там в условиях, как ему показалось, современного комфорта. Автомобили и электричество поразили его воображение.
В Дхарамсале Нордруп услыхал о большом центре выходцев из Тибета в штате Майсор, на юге Индии. Получив рекомендательное письмо к настоятелю ближайшего к посёлку тибетцев монастыря, он, нисколько не смущаясь расстоянием, проехал на автомашинах и поезде (первом, увиденном им) более трёх тысяч километров по тропической Индии. Там он несколько зим учил юных тибетцев читать и писать. Когда приближалось лето с его невыносимой жарой, возвращался на север, пересекал горные перевалы и приходил в родной монастырь Карша.
После первого путешествия Нордруп поделился своими впечатлениями об увиденном с Лобсангом, который до того бывал в Лхасе и тоже был неутомимым путешественником. В результате на следующий год в Майсор они отправились вместе. И так несколько лет проводили зиму в Южной Индии, а летом возвращались в свой монастырь. Они выучились неплохо говорить на хинди, что облегчало им торговые взаимоотношения.
Когда мы встретились в Каргиле, Нордруп выполнял одну из своих обычных торговых операций. У него было десять лошадей в Рингдоме. Но пока он находился в Каргиле, часть лошадей была сдана внаём другим торговцам. Вскоре он отправился за лошадьми и товаром, поручив меня заботам Лобсанга. На деньги, что я обещал им выплатить, они собирались купить товар в Манали, перепродать его в Заскаре, чтобы в октябре отправиться в Майсор. Лёгкость, с которой гималайцы пускаются в подобные путешествия, всегда удивляла меня. Нам, западным людям, куда труднее собраться и в менее далёкие путешествия…
Над центральной равниной Заскара висела голубая шаль безоблачного неба. Проходя по одному из хуторов, мы встретили девушку редкостной красоты в чёрно-сером одеянии, ниспадавшем до самой земли. За ней семенил крохотный тибетский терьер. Острый на язык Нордруп воскликнул:
— Какая красивая у тебя хозяйка! Где же ты её нашёл, малыш?
Не обратив внимания на шутку или не расслышав её, девушка показала нам собачку и объяснила, что получила её в подарок, когда была ещё ребёнком. Её очаровательная и естественная манера держаться, а также радушное и простое отношение к незнакомым людям характерно для обитателей Заскара. В любом другом месте шутка Нордрупа вызвала бы лишь яростный взгляд.
Отношения между мужчинами и женщинами в Заскаре не осложняются запретами и табу, которые отравляют существование мусульманам и индусам. Ламаистская концепция полов основана на абсолютном равенстве, и часто я чувствовал себя неловко, видя, сколь откровенны женщины по отношению к мужчинам. Нам на Западе предстоит проделать ещё долгий путь, прежде чем мужчины и женщины начнут считать себя прежде всего человеческими существами, а не индивидуумами разного пола.
Расставшись с девушкой и её собачкой, мы вышли на берег глубокой речушки, несущейся с ближайшей горы, где сделали привал, чтобы перекусить. Было довольно жарко, вода в речке показалась мне не очень холодной, и я решил вымыть голову. В предыдущие дни вода в реках была такой холодной, что мне едва хватало мужества, чтобы сполоснуть руки и кончик носа. Именно низкая температура воды объясняет, почему заскарцы не очень заботятся о своём туалете. Первые европейские путешественники в эти края, увидев измазанные маслом и землёй лица аборигенов, не зная, что этим они предохраняют себя от солнечных ожогов, сочли жителей Гималаев грязнулями.
После завтрака я расстался с Нордрупом, который направлялся в Падам, и двинулся напрямик через обнажённую равнину в направлении Пипитинга, деревни, окружавшей гигантский чхортен на островерхом холме.
Около часа шёл по прямой. Все предыдущие дни я страдал от холода, сейчас же мне казалось, что я перенёсся в Сахару — жара была невыносима.
Поля вокруг деревни Пипитинг были засеяны ячменём и зелёным горошком, основными сельскохозяйственными культурами «низкогорья» Заскара… Здесь, на высоте около четырёх тысяч метров над уровнем моря, с трудом, но произрастает и пшеница.
По лету трудно судить о суровости заскарского климата в остальное время года. Зимой долину обдувают яростные ледяные ветры, и температура редко поднимается выше минус 30 градусов. Все реки замерзают, и воду можно добыть, лишь разбивая лёд в реках. Снега, как говорил Лобсанг, выпадает столько, что всякое сообщение между соседними деревнями часто прекращается. От хутора к хутору в снегу тянутся глубокие траншеи. В эти узкие проходы, вырытые людьми, нередко забредают волки. Тогда жители деревни организуют охоту и окружают волков. Те прыгают с утоптанной тропинки на рыхлый снег, в котором буквально тонут и вскоре гибнут под градом камней охотников.