Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев
Шрифт:
Слишком измотанные, чтобы отправиться на поиски травы, пони бродили вокруг нас, часто дыша и набираясь сил. Немного оправившись от усталости, я начал сознавать тяжесть сложившейся ситуации. Было шесть часов вечера. Дождь не прекращался. Перейти ту или другую реку вброд не представлялось возможным. Конечно, ночные заморозки на леднике сократят количество поступающей воды, да и дождь мог прекратиться. Но будет ли этого достаточно?
Мы бездумно смотрели на илистую воду, которая с рёвом билась о скалы, лежавшие в русле обеих рек. Даже если воды станет намного меньше, опасность при переправе вброд будет велика.
— Может быть, вернуться к последнему снежному мосту и переправиться там? — робко спросил я.
— Бесполезно, — ответил Лобсанг. — Там такой обрыв, что нам с него не спуститься.
— Здесь я когда-то потерял двух мулов, — вступил в разговор Нордруп. — Они споткнулись, и их унесло, словно куски дерева.
В эту ночь я спал плохо. Рёв реки постоянно напоминал о трудностях переправы. До сих пор я не отдавал себе отчёта в том, как много значит мост, впервые природа преграждала мне путь с такой решительностью. Неужели я проиграл? Я не допускал мысли о возврате через перевал и чувствовал себя подавленным, словно на мои плечи обрушилась вся усталость, накопившаяся за целый месяц странствий. Месяц в высокогорье, в местах, лежащих выше трёх тысяч семисот метров, потребовал таких усилий, что пребывание в Заскаре, казалось, растянулось на год. Хорошо ещё, что созерцание бесконечно меняющейся величественной панорамы природы несколько скрашивало мои будни.
На следующий день я встал рано, как только посерел полог палатки. Не теряя времени на шнуровку ботинок, скользя на пятках, спустился к речке. Сердце захолонуло. Вода не спала и ревела, как и вчера, пенясь и ударяясь о скалы.
Я направился к месту ночлега Нордрупа с Лобсангом и заглянул под полог — они молились. Неужели и они боялись?
— Конечно! — с улыбкой ответил на мой вопрос Нордруп.
Ведь в конечном счёте я переложил на них всю ответственность за исход путешествия. Подбором мест для стоянки, питанием и другими делами всецело занимались Нордруп и Лобсанг. Они взяли меня полностью под свою опеку, с умением провели по трудным тропам страны, ввели в дома соплеменников, раскрывая передо мной глубины души своего народа.
Мы отправились к реке. Лобсанг внимательно осмотрел четыре подхода, объясняя, как можно добраться до той или иной скалы, пересекая в том или ином направлении течение. Он бросал в воду камешки и прислушивался к едва слышному звуку «клик». Непривычное ухо не могло различить, на какой глубине камешек ударялся о дно, а он таким образом «прощупывал» поток и точно определял глубокие и мелкие места.
Мы с Нордрупом внимательно наблюдали за ним, зная, что речь идёт о нашей жизни. Упасть или споткнуться означало либо насмерть разбиться о скалы, либо погибнуть от холода. В конце концов Лобсанг вынес решение: здесь перейти нельзя.
— А в другом месте? — спросил я, ужасаясь перспективе возвращения через Шинго-Ла.
Мы отошли метров на двести от лагеря. Ширина бурной реки достигала двадцати метров, но кое-где торчали скалистые островки… Может быть, можно перейти вброд, перепрыгивая от одного островка к другому? Лобсанг снова принялся кидать в воду камешки. Я восхищался его спокойствием и уверенностью в себе. Вдруг он обернулся ко мне и спросил, не могу ли я дать ему трусики. Я удивился, но сбегал за ними. В мгновение ока он скинул своё красное платье и натянул трусики, оставив рубашку. Затем Лобсанг вошёл в воду и направился к первому каменистому островку. Вода дошла до середины икр, затем до колен. Он встал на скалу и вновь начал зондировать реку. Но вскоре вернулся.
— Слишком глубоко. Здесь проходит канал, и нас наверняка унесёт течением.
Лобсанг прошёл вверх по реке до места, где торчал всего один островок, и повторил всё сначала.
— Нормально, здесь можно попробовать. Думаю, всё будет хорошо.
По мнению Лобсанга, воды достигнут наивысшего уровня к десяти часам. У нас хватало времени вернуться за лошадьми и навьючить их. Пони сгрудились на узеньком карнизе высоко над рекой. Они слишком устали, чтобы отправиться на поиски пастбища. Взнуздав и навьючив их, мы вернулись к выбранному Лобсангом месту.
Нордруп снял одежду. Он и Лобсанг подвязались по талии полосой ткани, чтобы поддерживать полы рубашек. Затем, перекрестив руки, они схватили друг друга за пояс. Нордруп взял за узду самого крепкого пони, и вся троица бросилась в реку.
Лошади — отличные пловцы, они способны пересечь самые быстрые водные потоки. Стоя на берегу, я наблюдал за их переправой. Два человека и одно животное — странное трёхголовое и восьмилапое существо неуклонно продвигалось вперёд! Держа остальных трёх лошадей, которые рвались за вожаком, я смотрел, как Лобсанг и Нордруп без особых трудностей добрались до центрального островка. Затем двинулись через тёмную пенящуюся воду основного русла. Вода быстро поднялась до талии. Судя по наклону их тел навстречу течению, они боролись с чудовищным напором. Я переживал за них, зная, что в ледяной воде их тела промерзают до костей. Пони шёл чуть ниже по течению и служил как бы барьером, перед которым уровень воды был выше, так что Лобсанг и Нордруп, шедшие выше по течению, вскоре углубились по грудь. Каждый шаг требовал предварительного прощупывания дна. Малейшее углубление могло оказаться роковым. Наконец дно стадо подниматься. Пони одним прыжком выскочил на берег, за ним последовали Лобсанг и Нордруп.
Мои друзья, чтобы согреться, как безумные, носились по берегу, издавая дикие вопли. Минут пять они энергично двигали руками, ногами, потом, не теряя времени, развьючили крепкого буланого жеребца. Нордруп и Лобсанг схватили его за узду и пошли в обратную сторону. Убедившись, что русло реки не скрывало ловушек, они смело перешли обратно на центральный островок и вскоре оказались рядом со мной.
Нордруп и Лобсанг дрожали и посинели от холода. Я хлопал их по спине, не зная толком, как выразить своё восхищение… Они не стали терять время на согревание. Я уселся на жеребца, который только что совершил двойной переход. Нордруп взял под уздцы маленькую серую кобылку, а Лобсанг — одного из чёрных пони; другому предстояло перебираться через реку самому.
Судорожно вцепившись в седло, я горячо молил бога, чтобы моя лошадь не поскользнулась. Если она не удержится на ногах, мне придёт конец. Мы легко добрались до островка и ринулись в главный рукав реки. Сначала мои ботинки, потом икры погрузились в воду. И как я ни старался прижимать колени к груди, ледяная вода поднималась всё выше по моим ногам. Жеребец ступал с осторожностью. Иногда на самых глубоких местах его ноги скользили, и я чувствовал, как он борется с чудовищным напором сбоку. Чёрный пони, шедший самостоятельно, был впереди. Я увидел, что он споткнулся и течение подхватило его. Плывя и колотя ногами, он зацепился за дно и в три прыжка выбрался на сушу. За ним последовала моя лошадь, и все мы, живые и невредимые, оказались на другом берегу. Итак, с этой минуты я покинул территорию Заскара.
Было почти одиннадцать часов. Нам предстоял утомительный поход, ибо мы находились на диком берегу — нахоженная тропа проходила по противоположному берегу. Нордруп разогревал ноги около получаса. Затем мы решительно двинулись вперёд, обходя огромные скалы, лежащие у подножия гор. Рядом с нами ревел безымянный поток, который мы только что перешли вброд. Мы направлялись к реке Бхага, одному из основных притоков реки Чинаб, которая течёт с южных склонов Гималаев к равнинам Индии. В километре от брода у одного из моих ботинок подошва напрочь отделилась от верха. И это случилось в двадцати километрах от цели! Я надел тенниски и продолжил спуск по долине.