Засранец Бэдд
Шрифт:
Зейн кивнул.
— Да, ты права. Но такое чувство, что он им никогда и не был. Даже когда Лус был маленьким, то был тихим до безумия. Он не говорил до тех пор, пока ему не исполнилось больше двух лет, и начал говорить полными предложениями. Мама думала, что у него могут быть проблемы с развитием, но доктор сказал, что физически и ментально он способен говорить, и развивается нормально, и что он просто… не хочет говорить по какой-то причине.
— Да. Что ж, он просто мудрый молодой человек.
Зейн рассмеялся и кивнул.
— С этим, черт возьми, не поспоришь. Ты забываешь, что он сидит рядом, ты разговариваешь с кем-либо или что-то типа того, а затем он просто выпаливает предложение или два, которые так… проницательны, как по мне, что заставляет всех восхищаться: "Ха, а он прав. Будь я проклят".
Я прислонилась к плечу Зейна.
— Хочешь, эм, пойти наверх? В центр города? Или чего-нибудь еще?
Он посмотрел на меня.
— Напомни еще раз, во сколько твой рейс?
Я сморгнула какую-то странную, горячую, соленую влагу, которая собиралась в уголках глаз. Не знаю, что это было, но мне это не очень понравилось.
— Завтра в десять утра.
— Эта неделя пролетела слишком быстро, не так ли? — Его рука, обхватившая меня за плечи, напряглась. — Я просто хочу побыть с тобой в постели еще одну ночь, что скажешь, детка?
Я молча кивнула.
— С удовольствием.
Он переплел свои пальцы с моими, повернулся вбок и встал, а затем потянулся, чтобы поднять меня. Без особых усилий он понес меня на руках к лестнице, ведущей в квартиру, остановившись, чтобы я открыла дверь. Прежде чем подняться по лестнице, мужчина поцеловал меня.
Прямо там, на виду у всего переполненного бара, раздался хор из волчьего воя и кошачьих мяуканий от его братьев и нескольких постоянных завсегдатаев бара. Я рассмеялась во время поцелуя, не в силах сдержать улыбку, которая расползалась на моих губах, несмотря меланхоличное настроение.
Позже мы оказались в его комнате.
На его кровати.
Одежда слетела с нас, и он навис надо мной, целуя меня до удушья, до бесчувствия, до полного слез забытья. Он отстранился, проведя большим пальцем у меня под глазами.
— Эй, не нужно, — пробормотал он.
Попроси меня остаться, попроси меня остаться, попроси меня остаться… мольба вертелась у меня в голове, но не сорвалась с губ. Я не стала бы умолять сама, не могла.
— Это просто была… это была самая удивительная неделя в моей жизни, — прошептала я.
Он скользнул в меня, ничего не было между нами, его член был горячим и твердым внутри меня.
— Для меня тоже.
Я обхватила его ногами за талию, обняла за шею и поцеловала, когда мы начали двигаться вместе в совершенном ритме. Наши бедра толкались друг к другу, языки переплелись, дыхание слилось, и я не смогла сдержать еще одну слезу, скатившуюся по моей щеке. Зейн не стал вытирать ее, хотя и видел. Его глаза встретились с моими, когда мы двигались вместе. Он не заставил меня молчать, когда я начала стонать, звук вырывающийся был смесью из стонов восторга и горестным рыданием.
В его глазах отражался его собственный глубокий колодец бурлящих эмоций, ни одну из которых он не выразил словесно. Он показал мне их, в отчаянном пылу своих толчков, в дрожании его губ, когда он сдерживал свою кульминацию, в сжатых желваках и нахмуренных бровях, в движении его рук по обеим сторонам моего лица, которые были словно твердые железные прутья из плоти и мышц.
Я прижалась лицом к его плечу и вжалась в него, всхлипывая.
Мы кончили вместе, его лицо было спрятано между моих грудей, а волосы мягко касались моей щеки. Я позволила нескольким слезинкам капнуть на его волосы, когда кончила, прижимаясь к нему, содрогаясь под ним, все еще молча умоляя попросить меня остаться.
Но он не сделал этого.
Ни до того как мы уснули.
Ни после того как мы проснулись в сумерках раннего утра, чтобы снова заняться любовью, забыв про защиту.
Ни тогда, когда мой будильник зазвонил в половине восьмого, и мы снова страстно сплелись в последний раз. Обнаженная кожа скользила по коже, дыхание сбивалось в свете рассвета. Мы не произнесли ни слова, когда достигли кульминации вместе быстрее, чем когда-либо, кончая более отчаянно, чем когда-либо прежде, закрыв глаза, зная, что это был последний раз.
Мое сердце бешено билось в груди, в то время как я лежала на плече Зейна… останься… останься… останься… останься… молил ритм моего сердца.
Но я не могла.
Моя жизнь была не здесь.
Зейн не был моим.
Как я могу перевернуть всю свою жизнь с ног на голову ради человека, которого знаю всего неделю? Это было бы верхом глупости, независимо от того, какие сильные чувства я испытывала. Эмоции изменчивы, как и чувства и желания. Это было временным, мимолетным явлением, созданным в вакууме отпуска. Это было не по-настоящему. И не должно было быть таковым.
Проходили минуты, и красные цифры на цифровом будильнике Зейна прошли свой пусть с половины восьмого до без двадцати восемь, а затем до восьми.
Наконец, я поняла, что должна была уйти, иначе рисковала потерять ту слабую силу воли над глупыми, нелепыми, бессмысленными эмоциями.
Я должна была улететь.
Заставив себя двигаться, я откатилась от Зейна. Натянула его футболку, взяла с собой дорожную сумку, прошла через холл в ванную, быстро приняла душ и переоделась в чистую одежду. Я почистила зубы, расчесала еще влажные волосы и собрала их в тугой пучок на затылке.
Когда я вышла, было двадцать минут девятого, и Зейн был уже одет в белые спортивные шорты, синюю толстовку с капюшоном и эмблемой морских котиков, на голову он натянул белую бейсболку с рисунком штурмовой винтовки и красными буквами HK [17] . В одной руке у него были ключи от грузовика, а в другой — два бумажных стаканчика с кофе.
— Я загрузил твои сумки в машину, — сказал он, протягивая мне кофе.
— Окей, — сказала я, мой голос был едва слышен.
17
Heckler Koch — немецкая компания по производству стрелкового оружия.