Заставь меня

О'Тул Саммер

Может ли оказаться так, что кадры с видео, которые я видела прошлой ночью, были поддельными?

В наши дни возможно многое.

К счастью для меня, бейсбольные матчи всегда хорошо документируются. Их показывают по телевидению, фрагменты записывает команда СМИ, фанаты выкладывают в социальные сети. Если я смогу подтвердить кадры, на которых Кэш присутствует на игре во время убийства Бет из разных источников, тогда… тогда что?

Тогда я смогу трахаться с ним без чувства вины? Он все еще плохой человек,

очень, очень плохой.

Может, он и не «Убийца из Джун Харбор», но это не значит, что он святой. Далеко не значит. И я была бы крайне глупа, если бы забыла об этом.

Но то, как он целовал меня… то, как он владел моими губами, словно они принадлежали ему, то, как он требовал большего, словно изголодавшийся, и электричество, которое пробегало по моим венам при каждом движении его рук по моей коже.

Господи, ничто из этого не оправдывает всех тех ужасных вещей, которые, я уверена, он делал и будет делать.

Не говоря уже о том, что я снова остаюсь в неведении относительно убийцы Бет. Настоящая причина, по которой он вообще оказался в моей жизни.

Боже, я в полной заднице.

Просто нужно пойти и потребовать, чтобы он показал мне каждую записанную секунду и каждую сделанную фотографию с той игры. Если он действительно был там, то я должна знать это без тени сомнения.

Вскакиваю с кровати, надеваю треники и распахиваю дверь. Я полностью готова высказать свою точку зрения еще до того, как он успеет заговорить. Не собираюсь колебаться, ходить вокруг да около.

Но как только выхожу в коридор… Святая Матерь Божья.

У меня пересыхает во рту, когда я прослеживаю взглядом каждый дюйм и впадинку на его прессе и спускаюсь к восхитительным косым мышцам над полотенцем. Капелька воды скользит по его животу, каскадом стекая по татуировкам, и мне хочется слизать ее. Его торс представляет собой замысловатую сцену, напоминает картину, которую можно увидеть в Миланском соборе. Здесь есть ангелы, Мадонна, облака, орлиные крылья и лучи света — все это смешалось в черно-белом гобелене.

— Харлоу, — его голос низкий, хриплый и с оттенком предупреждения. Я отвожу взгляд от полотенца, которое медленно натягивается, и поднимаюсь, чтобы встретиться с его глазами. То, как хрипло и отчаянно он произносит мое имя, вызывает у меня дрожь. — Если ты будешь так пялиться на меня каждый раз, когда я без рубашки — а это часто случается в моем собственном доме — то будь готова к тому, что тебя трахнут.

— Чт-что? — дыши, не забывай дышать.

— Мужчина не может долго держаться, Харлоу, — он снова произносит мое имя таким тоном, что волосы на затылке шевелятся. — А я не самый терпеливый из мужчин.

Он подходит ближе ко мне, от его свежего, чистого запаха у меня скручивает желудок, а киска сжимается. Господи Иисусе, Харлоу, соберись.

— Знаешь ли ты, как сильно я хочу сейчас скрутить

тебя и трахнуть у стены? Знаешь ли ты, как прекрасна будешь выглядеть, с намотанными на мой кулак волосами, пока я буду заставлять тебя сосать глубже, дюйм за дюймом?

Он протягивает руку, и я тупо, не думая, беру ее, увлеченная попыткой прочитать тату слов на его ребрах — возможно, что-то на ирландском. Быстрыми и уверенными движениями он берет меня за руку и прижимает к стене, зажав запястье над головой. Моя грудь вздымается, я упираюсь ей в твердую поверхность, пульс бьется невероятно быстро.

— Теперь раздвинь ноги, куишле, — я делаю, как велят, он сжимает мое бедро другой рукой, вытягивая мою задницу и выгибая спину. Мягко упирается своим членом в мою попку, и все мое тело покалывает, ожидая, готовое к тому, что он вот-вот сорвет с меня штаны.

— Хорошая девочка, — мурлычет он, и мое сердце крутится в груди как юла. — А ты знаешь, что случается с хорошими девочками, которые следуют указаниям? — его дыхание щекочет мне за ухом, и я вздрагиваю.

— Их трахают? — это едва ли больше, чем дрожащий выдох. На самом деле, я даже не уверена, что правда сказала это, пока не слышу его темный, гулкий смех.

— Верно, детка. Но вместо члена я буду трахать тебя пальцами, как хорошая маленькая шлюшка, — он поднимает мою вторую руку над головой: — Не двигайся, черт побери.

Затем одна его рука скользит к моей груди без лифчика, дразня сосок через майку, а другая проскальзывает внутрь треников. Он трогает мою голую и мокрую киску и стонет. — Черт, и трусиков тоже нет…

— Кэш, — хнычу я, предвкушение становится слишком сильным. Мне нужно, чтобы он либо трахнул меня, либо отпустил, потому что я вот-вот сойду с ума.

— Да, детка?

— Мне это нужно. Быстрее.

— Черт побери, — шипит он на это требование и сильно сосет мою шею, одновременно вводя два пальца в мою умоляющую киску.

— Ах, — задыхаюсь я, бессвязно бормоча, пока он трахает меня своими пальцами. Напряжение скручивается с каждым его движением, а основание его ладони трется о мой клитор.

— Говори, куишле. Скажи, как сильно тебе это нравится. Скажи мне, как сильно ты этого хотела, — он терзает мою шею, и мне кажется абсолютно бессмысленным отказывать ему, но я еще не готова признать, что жаждала его прикосновений задолго до того, как узнала его алиби.

— Ты поймал меня в момент слабости, вот и все, — слова кислотные и горькие, как желчь, вырываются наружу.

Он дергает свою руку из штанов и обхватывает мое горло, его хватка дрожит и размазывает мое собственное возбуждение на шее.

— Не лги мне, Харлоу. Ты думаешь, я не наблюдал за тобой прошлой ночью? Думаешь, я не знаю, что когда ты трогаешь себя, то кончаешь от моего гребаного имени? — унижение, подобного которому я никогда не ощущала, затопило меня. Как я могла быть такой дурой?