Заставь меня
Шрифт:
— Я могла сама дотянуться, — насмехаюсь и наливаю две кружки. Когда поворачиваюсь обратно, мое горло сжимается. В задней части брюк у него черный пистолет. Он пытается запугать меня? Ведь я не так быстро забыла ту прекрасную картину, которую он нарисовал, что произойдет, если я уйду. Или нам действительно угрожает такая опасность, что, несмотря на людей, которые, по его словам, стоят лагерем снаружи, ему все равно нужно иметь при себе оружие?
— Итак, чем ты занимаешься весь день? — я прислоняюсь спиной к острову и скрещиваю руки, но потом думаю, что лучше выставить
— Ты хорошо выглядишь.
Я не упускаю тот факт, что он проигнорировал мой вопрос, но все равно подыгрываю ему:
— Конечно, ты же подбирал наряд, — ме не нужно форсировать дразнящий, кокетливый тон.
— Вообще-то, Стелла.
Ох.
Он делает несколько шагов, чтобы сократить расстояние между нами, и я думаю, что он прижмет меня к столу. Однако вместо этого он зеркально отражает мою позицию на прилавке напротив.
— Конечно, на полу это будет смотреться лучше, — вот моя возможность.
— Да, насчет того, что ты сказал прошлой ночью… — я прикусываю губу и мямлю, как будто нервничаю.
— Какую часть? — он поднимает бровь.
— Та часть, где речь идет о столешницах, — я смотрю вниз на свои ноги, но, не желая переигрывать с робостью, поднимаю глаза и смотрю прямо в его затуманенный похотью взгляд.
— Не помню, — он отталкивается от стойки. — Расскажи подробнее, — его голос хриплый, и мне не нужно притворяться, что на моих щеках появился румянец.
— Причина, по которой ты сказал мне идти спать, — его присутствие приближается ко мне, хотя он не сделал ни шагу.
— Ты можешь лучше, — его рука находит мое бедро, и он медленно скользит большим пальцем по атласному материалу, пока его большой палец не касается моей кожи.
Я вздыхаю, отчасти для драматизма, а отчасти потому, что дышать становится все труднее.
— Ты сказал, что хочешь трахнуть меня на каждом дюйме столешницы.
— Черт, это звучит намного грязнее, когда слетает с твоих сладких губ, — его рука на моем бедре сжимается, и мне стыдно признаться, что я покачиваюсь в такт его прикосновениям.
— Ну, я заметила камеры. Если что случится, кто-нибудь еще увидит?
— Если бы они увидели, я бы их убил, — он говорит это так беззаботно, но я знаю, что это не фигура речи. — Это произведение кинематографического искусства будет только для моих глаз.
— Хм, — я смотрю в сторону и пытаюсь изобразить на лице легкое разочарование.
— В чем дело?
— Просто кажется, что без звука будет не так хорошо. Как упущенная возможность, — я пожимаю плечами, и дьявольская улыбка, которую он дарит мне в ответ, посылает жар по коже.
Он смеется.
— Почему ты думаешь, что там не будет звука?
— Во всех криминальных сериалах, которые я смотрю, никогда нет аудио на записях с камер наблюдения.
— Это не сериал. У меня первоклассная система безопасности, что означает потоковое цветное HD-видео
— Мне страшно, Кэш, — это не то, что я хотела сказать, но, тем не менее, вырвалось.
— Я знаю, но ты не должна меня бояться. И пока ты моя, не должна бояться никого другого, — я хочу возразить и сказать, что я не его. Я не гребаный объект, на который он может претендовать. Но говорю своему феминизму помолчать, потому что сейчас не время.
Не знаю, действительно ли я в безопасности — особенно рядом с ним — или нет, но я знаю, что он в это верит. Я вижу это по тому, как он нахмурил брови, пытаясь передать, насколько сильно он это понимает. Его глаза смягчаются в мольбе, чтобы я тоже поверила.
Может быть, это будет не так сложно, как я думала… Особенно когда он так смотрит на меня.
Я отталкиваюсь от края стола, прижимаясь к его груди. Чувствую, как сбивается его дыхание. Смотрю на него сквозь ресницы и нерешительно провожу пальцем по темной щетине на его челюсти. Его веки смыкаются.
— Посмотри на меня, — шепчу я, задыхаясь. — Обещай оберегать меня, Кэш.
— Всегда, — он заправляет прядь волос мне за ухо, и я поворачиваюсь щекой к его ладони, его дыхание снова становится прерывистым.
— Поцелуй меня, — все его тело напрягается от моих слов, но затем так же быстро расслабляется. Он наклоняется, чтобы встретиться с моими губами, а затем берет мое лицо в свои ладони.
Его поцелуй обжигающий, но нежный, он просто пробегает по моим губам, словно ожидая, что я отстранюсь. Когда я не отстраняюсь, нерешительность исчезает в мгновение ока, и он рычит, впиваясь пальцами в мою шею и челюсть. Я поддаюсь его напору, отвечаю с энтузиазмом, но пассивно, позволяя ему думать, что он контролирует ситуацию.
Он вжимается в меня тазом, и я издаю тихий скулеж. Он отвечает так, как я и ожидала, погружаясь в меня с еще большим голодом, посасывая и целуя мою шею. Я резко вдыхаю, и это не только притворство. На самом деле, его очень мало.
Он хватает меня за горло. Не угрожающе, а доминирующе, отчаянно, как будто жаждет контроля, но только если я позволю.
— Продолжай издавать эти сладкие звуки, и я правда буду трахать тебя на каждом дюйме этой стойки.
— Продолжай целовать меня так, и я, возможно, позволю тебе, — его челюсть напрягается, и я понимаю, что время пришло. Он как пушинка в моих руках. Он снова целует меня, глубокими, томными движениями губ, и я обхватываю его руками, прижимаясь к нему.
Мое сердце бешено колотится, и я молюсь, чтобы он не заметил разницы между тем, что он заставляет меня чувствовать, и предвкушением того, что я собираюсь сделать.
Одна рука скользит к нему спереди, чтобы отвлечь, будто я вожусь с застежкой. Другая рука пробирается дальше назад, чтобы обхватить рукоятку пистолета, спрятанного у него на поясе.
Моя рука не дрожит, это кульминация недель стараний и еще большей душевной боли. Я выхватываю пистолет и прижимаю к его грудной клетке.