Заставь меня
Шрифт:
Козлов.
И за моим столом. Я в ярости подхожу к нему. Единственная причина, по которой я не пристрелил его на месте, заключается в том, что я не знаю, нет ли поблизости его дружков, и не хочу, чтобы она попала под прицел.
— Надеюсь, у тебя чертовски веская причина быть здесь, товарищ, — он выглядит так, будто хочет оторвать мне голову и помочиться на труп. Рычит низко и глубоко. — Лучше начинай говорить.
Мне искренне интересно, что он собирается сказать. Братва — чертова заноза
Пока кто-то не решает переступить черту.
Например, является в мой штаб без просьбы о встрече.
— Мы хотели вежливо предупредить вас, будьте настороже, потому что мы приближаемся, — он наклоняется вперед и рычит, в его голосе слышны нотки родного языка. — Вы убили нашу принцессу, а мы сожжем все ваше гребаное королевство.
— Ты сошел с ума, Козлов. Вы даже не стоите моего времени. Если только нет повода, — я ударяю ладонью по столу и тыкаю указательным пальцем ему в лицо. — Тебе лучше подумать дважды, прежде чем приходить сюда, в мой гребаный бизнес, и бросаться обвинениями…
Его рука вырывается и хватает меня за запястье, размахивая татуированной кожей у меня перед носом.
— Думаешь, только у тебя есть источники в полиции, а? — это из-за той стриптизерши? Его источники сказали, что у меня есть железное алиби?
Хватит с меня этого дерьма. Я показываю на дверь.
— Убирайся на хрен отсюда, пока не начал войну, которую не сможешь выиграть.
Пока я смотрю, как его гигантская, громоздкая фигура уходит, мой мозг переполняется мыслями. И вместо того, чтобы слушать мысли, летающие в голове, я слышу только несносную болтовню, скрежет столовых приборов о тарелки и негромкий звук музыки из динамиков.
— Ресторан закрыт. Убирайтесь. Если не заплатили, ужин за счет заведения. А теперь уходите, — я тру ладонями глаза, пытаясь разобраться в своем беспорядке.
Кто-то подставляет меня.
Кто-то убивает моих людей и пытается перекинуть вину на меня.
Стриптизерша из моего джентльменского кабака. Бармен из моего ночного клуба. Я не могу вспомнить двух других жертв, но уверен, что если немного покопаюсь, то найду связь. Ради себя.
Мне просто нужно время, чтобы подумать.
— Эй, подожди, — мягкая рука обхватывает мое запястье. — Кто это был? — она прикасается ко мне. Эти чертовы бабочки трепещут в моем животе, и кожа нагревается там, где она ее держит. О чем я вообще думал? Мой разум стирается при малейшем прикосновении. Ах да, о том, что меня подставили в серийных убийствах, а Братва хочет насадить мою голову на пику.
— Русский мусор, — она сбрасывает мою руку, и маленький покой, который давало ее прикосновение, исчезает.
Это ее гребаная вина. Это все из-за нее.
Не должно быть все вот так, но она заразила мой
— Этот столик зарезервирован для нас. Для меня и моих братьев. Больше. Никого. Да кем ты себя возомнила, черт побери? Приходишь сюда с упругой задницей и красивым лицом, думая, что правила на тебя не распространяются, — я знаю, что она тут не при чем. Это я виноват, что отвлекся. Но мне приятно выпустить ярость наружу, направить ее на кого-то, кроме себя. Знаю, это неправильно, но я никогда не утверждал, что поступаю правильно.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — я заставляю ее смотреть на меня. Жгучее желание сломать ее, заставить встать передо мной на колени, зажигает мои внутренности. — Ты просто гребаная хулиганка.
Ее челюсть отвисает, затем закрывается. В глазах разгорается огонь неизвестного мне топлива. Я хочу знать, что это такое. Какая великолепная искра только что загорелась? Я наблюдаю, как она сглатывает — вероятно, обдумывая ответ, который она собиралась сказать, — как красиво двигаются мышцы ее шеи. Интересно, если бы я обхватил ее рукой, она бы сопротивлялась?
— Я понятия не имею, о каких правилах ты говоришь, — стальная убежденность в ее тоне и боевой дух во взгляде заставляют мой член дернуться. Да. Разозлись, детка. Подтолкни меня. Посмотрим, что из этого выйдет.
— Правило заключается в том, что за этот стол не садится никто без фамилии Фокс. И уж тем более не какой-нибудь ублюдок, любящий Путина.
Она закатывает глаза. Интересно, закатила бы она глаза, давясь моим членом?
— Ну, а меня не предупреждали, придурок. И убери от меня свои гребаные руки.
Она плюет мне в лицо, и пока я вытираю плевок, мой мозг очищается от всех мыслей, кроме одной:
Кажется, я влюбляюсь в эту девушку.
ГЛАВА 9
Горячая, как карамель
Харлоу
Я подумываю не идти на работу на следующий день. По болезни. Семейные дела. Какая-нибудь другая дебильная отговорка. Потом вспоминаю, что говорила себе вчера: встать, дать отпор, не показывать слабость.
Вот только он видел, как я слабею. Хуже того, он видел, как я извиваюсь.
От одной мысли о прошлой ночи у меня горят щеки и сжимается горло. Я влипла по уши. Такое ощущение, что я сама вырыла себе могилу, а меня уже начинает засыпать землей.
Когда я вернулась домой вчера вечером, не знала, что делать. Не знала, с кем поговорить. Что вообще говорить? Привет, я Харлоу, и я позволила убийце-психопату подрочить мне пальцем. И мне понравилось. О, а моя лучшая подруга? Да, она одна из его жертв.