Застава
Шрифт:
Кэмпферу не терпелось поскорее оказаться на месте и развернуть кипучую деятельность. Только невидимый убийца ворманновских солдат стоял сейчас на его пути. Первым делом следовало обнаружить его. Это, конечно, не проблема, но все требует времени... Однако он хотел быстрее навести здесь порядок не только потому, что это задерживало его отбытие в Плоешти; гораздо больше ему хотелось заставить Ворманна наконец почувствовать свою беспомощность и некомпетентность. Быстрое решение проблемы — и он уже будет на пути к триумфу, оставляя упрямого капитана далеко позади.
Эффектная победа здесь имела и другое значение: она навсегда
Шумно вздохнув, майор выключил надоевший фонарь. Да, необходимо как можно быстрее разобраться с этим убийцей. Так много дел впереди, столько важных событий ожидает его на новом месте...
Единственное, что его беспокоило, — так это то, что Ворманн чего-то явно боялся. И боялся по-настоящему. Хотя напугать капитана было делом довольно сложным.
Но решив больше не думать об этом, Кэмпфер закрыл глаза и попытался заснуть. Через несколько минут сон начал нежно обволакивать его, как теплое мягкое одеяло. И он почти уже погрузился в него, как вдруг почувствовал, что вся дремота куда-то разом исчезла. По коже поползли мурашки, и она стала влажной и липкой. Майор ощутил прилив страха. Что-то находилось прямо за его дверью. Он ничего не слышал и не видел, но тем не менее был уверен, что «оно» стоит именно там. Что-то с такой сильной аурой зла, холодной ненависти и неприкрытой угрозы, что он почувствовал его присутствие даже сквозь разделяющие их дерево и камень. «Оно» было там, снаружи. И медленно двигалось по коридору. Наконец жуткий сгусток прошел мимо двери и удалился прочь. Кэмпфер судорожно сглотнул.
Сердцебиение прошло, кожа высохла. Но потребовалось еще несколько минут, чтобы он смог убедить себя в том, что это был обыкновенный кошмар, только очень похожий на реальность — один из тех, что могут нарушить сон в самом его начале.
Наконец Кэмпфер поднялся с матраса и начал медленно снимать нижнее белье. Во время этого злоключения мочевой пузырь майора опорожнился помимо его воли.
Рядовые Фридрих Вольц и Карл Флик из отряда Кэмпфера стояли в своих черных блестящих касках и мелко дрожали. Им было холодно, скучно, и они уже порядком устали. Это дежурство совсем не походило на ту обычную ночную работу, к которой они так привыкли в Аусшвице. Там у них были застекленные вышки и теплые караульные помещения, где можно было присесть, выпить кофе и перекинуться в карты, пока заключенные ежатся от холода в своих бараках. Только изредка им приходилось выходить к воротам лагеря или прохаживаться по двору.
Правда, сейчас они тоже находились в помещении, но здесь условия были такие же, как и у тех, кто сидел под замком, — холод и сырость. А это, на их взгляд, было несправедливо.
Флик повесил свой «шмайсер» за спину и энергично потер руки. Хотя пальцы его были в перчатках, они уже начали деревенеть. Он стоял рядом с Вольцем, прислонившись к стене у разветвления коридоров. С этого места были видны и освещенный выход во двор в конце левого коридора, и дверь комнаты с арестованными, расположенной по правую сторону.
— Я уже с ума схожу, Карл, — сказал Вольц. — Давай
— Например?
— Давай развлечемся немного с заложниками.
— Но они ведь не евреи...
— Но и не немцы!
Флик задумался. С вновь прибывшими в Аусшвиц он очень любил проделывать одну вещь, которая называлась «саксонское приветствие». Несколько часов подряд заключенных заставляли выполнять такое упражнение: низкие приседания, руки вверх, ладони за головой. Уже через полчаса ломались даже самые сильные. Флику приятно было наблюдать за выражением лица человека, когда его тело переставало слушаться, а суставы и мышцы начинали невыносимо болеть. И еще на лице появлялся страх. Потому что тех, кто не мог продолжать упражнения, либо тут же расстреливали, либо избивали ногами до тех пор, пока они не возобновляли свое занятие. Конечно, они с Вольцем не могли сейчас расстреливать этих румын, но, по крайней мере, имели возможность немного согреться. Хотя это и было опасно.
— Нет, лучше не стоит, — скривился Флик. — Нас здесь всего только двое. Вдруг кто-нибудь из них начнет сопротивляться?
— А мы выведем парочку в коридор и с ними займемся. Давай, Карл! Будет весело!
Флик улыбнулся.
— Ну, ладно.
Конечно, сейчас это было не так захватывающе, как в Аусшвице. Там они могли бы устроить состязание, кто сломает заключенному больше костей и после этого еще заставит его работать. Но все же и здесь была возможность получить удовольствие.
Флик начал отыскивать в кармане ключ от последнего чулана, превращенного в импровизированную тюремную камеру. В их распоряжении было целых четыре комнаты, и при желании они могли бы разделить заложников, но вместо этого всех десятерых запихнули в одну крошечную каморку. Флик уже предвкушал, какие лица будут у них в тот момент, когда он откроет дверь — испуганные, с трясущимися губами, они увидят его улыбку и сразу поймут, что пощады от него ждать не придется. И от этого внутри у Флика все пело, а в груди разгоралось особое чувство — неописуемо радостное и волнующее; настолько упоительное, что он не мог уже жить без него и теперь страстно ждал каждого такого момента.
Он почти уже дошел до двери, как вдруг сзади послышался голос Вольца:
— Подожди минуточку, Карл.
Флик обернулся. Вольц напряженно вглядывался в коридор, ведущий к двору. На лице его читалось явное недоумение.
— Что там случилось? — спросил Флик.
— Что-то неладное с лампочкой. С самой первой — она гаснет.
— Ну и что?
— Она уже совсем погасла! — Он с тревогой посмотрел на Флика, потом опять в коридор. — А теперь гаснет следующая! — Вольц поднял «шмайсер», прицелился и тонким голосом закричал: — А ну, убирайся!
Флик опустил ключ в карман, схватил свое собственное оружие и побежал на помощь товарищу. Но пока он достиг пересечения коридоров, погасла уже третья лампа. Они ничего не видели в неожиданно сгустившейся темноте. Было похоже, что весь коридор заполнила какая-то плотная тень.
— Мне это не нравится, — тихо сказал Вольц.
— Мне тоже. Но я никого не вижу. Может быть, что-то случилось с генератором? Или провод испортился... — Флик не верил ни единому своему слову, как, впрочем, и Вольц. Но он должен был что-нибудь говорить, чтобы справиться с нарастающим страхом. Ведь эсэсовцы призваны внушать страх другим, а не испытывать его сами.