Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет
Шрифт:
Отдельный интерес вызывали панели с именами. Я не вполне понимала, что может сказать мое имя, если и когда оно окажется на одной из них.
При крещении меня нарекли Лэйси Кахилл Кроуфорд. Первое имя я получила в честь прадеда, и Кахилл тоже было по отцовской линии.
Но при заполнении официальных бумаг для зачисления в школу Св. Павла мама сделала нечто необычное.
«Давай дадим тебе другое имя» – сказала она.
Я поняла, что она имеет в виду еще одно имя. Ее ручка повисла над строками формы, красными на белом фоне.
«Ну ладно».
«Что тут у вас?» – папа подошел к нашему столу, похрустывая солеными крендельками. Мама сидела в задумчивости, держа ручку на отлете двумя пальцами, как бывшая заядлая курильщица.
В
«Может быть, Де Мениль?» – предложила мама. Это имя никогда не встречалось мне прежде, и я не представляла, как оно пишется.
«Что-что?» – переспросил папа.
«Де Мениль. Ну, ты же знаешь этих коллекционеров искусства из Хьюстона? Так вот, еще по линии Пита мы родственники», – сказала мама.
Папа грыз очередной кренделек: «Да? Я этого не знал».
«Да», – сказала мама и объяснила, что ее любимая бабушка, которая умерла несколько лет назад, рассказывала про своего двоюродного прадеда, прибывшего в Америку со своими чадами через Новый Орлеан. Я знала эту историю. Практически все, что имело отношение к этой линии наших родственников, было похищено при ограблении их дома в Сент-Луисе сто лет назад. Остался только изысканный дамский веер, привезенный чьей-то прапрабабушкой из Франции. Видимо, она обмахивала им свое лицо во время путешествия на пароходе по Мисиссипи. Один из тех родственников так и осел в Новом Орлеане. Мне нравилось представлять себе человека, который остался – от него веяло выпивкой, картами, каким-то падением. Я видела, как он сажает всех остальных на пароход и исчезает в глубине городских улиц. Так он и убежал от всех нас. Никто даже имени его не помнил.
Своим характерным почерком мама вывела: Лэйси Кахилл де Мениль Кроуфорд. Папа не возражал против этого изменения, а я недоумевала, стоя босиком на кухне. Зачем мне еще одно имя? Что оно даст мне? И будет ли со мной все нормально, раз уж оно теперь у меня есть?
Слово самозванка мне и в голову не пришло. А оно было бы полезно для описания того, как я ежедневно мироощущала себя, как обжигалась на самых мельчайших своих ошибках, которые, как мне казалось, выдают меня как не принадлежащую этой среде. Но я не пыталась описать это чувство даже мысленно. Я обозначила сделанное мамой добавление словом пожелание. Я думала, что поняла, что за этим стоит и насколько это созвучно самой школе. Когда мы приехали знакомиться со школой Св. Павла, я была настолько потрясена ее красотой, что все это показалось притворством. Это выглядело как рисунок ребенка, который еще никогда не видел настоящей школы. Вот красное школьное здание с башенкой, здесь учатся; вот большая красная церковь, в ней поют; вот серая библиотека у пруда; вот каменные пешеходные мостики для хождений туда-сюда; а вот в этих серо-белых домах детишки будут спать. Там будет флагшток, лес и водопад, у которого ловят рыбу белые цапли. Будет даже спальный корпус, спрятавшийся, подобно замку, на вершине холма в лесу, и витражи, и каток, и лодочная станция…
И почему бы тогда и нам не проявить немного воображения? Почему не сделать меня такой, какой хочется?
Почти двадцать лет спустя на званом ужине в Лондоне я познакомилась с мужчиной по фамилии Де Мениль.
«О, это ведь и мое среднее имя», – сказала я.
«Нет, это невозможно», – ответил он.
«На самом деле, так и есть. Это одно из моих средних имен».
«Нет, это не так».
«Ну, хорошо, послушайте…»
«Этого не может быть».
«Ах, ну что вы, это ведь действительно так». Я была слегка заинтригована – как может этот посторонний человек отказывать мне в имени, каком угодно имени?
«Дворянскую фамилию Де Мениль присваивал лично Наполеон. Мы отследили всех до единого, кто ее получил. Так что нет, это невозможно», – сказал мужчина.
Возможно, мама ошибалась по части своей генеалогии, но если таким образом она хотела втолкнуть меня в мир богатых и знатных, то преуспела в этом наилучшим образом.
К середине первого года обучения я вроде как привыкла видеть свое имя, написанное именно так, или, как часто бывало, сокращенно – Лэйси Кахилл Де М. В нашей школе по возможности использовались полные имена, особенно если их произносили в церкви. Единственным исключением из этого правила были дисциплинарные взыскания, которые ректор объявлял непосредственно перед исполнением гимна. В этих случаях ограничивались именем и фамилией:
«Бенджамин Маккенна временно исключен за нарушение рекомендаций по взаимному посещению».
«Лукриша Тернер исключена из школы».
Затем вступал орган, заглушая наши перешептывания, и сидевшие вдоль стен преподаватели вперивались в нас взглядами, проверяя, все ли поют.
Мне было интересно, как они уместят мое новое полное имя на панели после окончания мной школы. Некоторые из длинных имен приходилось сокращать, и эти заглавные буквы, точки и римские цифры выглядели глуповато. Может быть, я победно избавлюсь от этого Де Мениль, когда закончу.
Теперь это дополнительное имя было нашим с мамой секретом, своего рода амулетом на удачу, засунутым в мой карман. И еще таким образом мы слегка подшутили над школой. Вам нужно происхождение? Будет вам происхождение. Кесарю кесарево, сказала бы мама.
Итак, Лэйси Кахилл Де Мениль Кроуфорд.
В феврале первого года обучения я услышала, как это имя зачитывают вслух.
Я не уделяла особого внимания происходившему в церкви, и тут ректор начал провозглашать полные имена моих одноклассников. И прежде, чем я сообразила почему, он добрался до моего собственного.
Сидевшая на резной скамье напротив моя наставница просияла лицом.
Последовали еще фамилии. Красивые слова, напоминавшие скорее о местах, чем о людях – Хит, Пелл, Галлатин, Трой. Последняя принадлежала моей подруге по футболу, известной как Робин. После ужина она уходила в свою комнату и уже тогда сочиняла романы. Через какое-то время до меня дошло: нас номинировали на стипендию Фергюсона, высшую академическую награду для младшеклассников. Она носила имя знаменитого выпускника девятнадцатого века Генри Фергюсона и как бы наделяла обладателя духом минувших десятилетий и авторитетом этого конкретного человека. Кандидатов выдвигали их учителя, и мы не имели ни малейшего представления о том, как это происходило. В ближайшие пару месяцев эти кандидаты отдельно от одноклассников пройдут серию индивидуальных экзаменов по каждому из четырех предметов. Это было в высшей степени серьезное и желанное испытание твоих человеческих качеств.
И вот, нежданно-негаданно, в числе кандидатов оказалась я.
Голова пошла кругом. Мои учителя – мисс Конклин (английский), мисс Клюни (французский), мисс Зия (математика) – они что, действительно считают меня способной? Я и вправду такая хорошая ученица? Понятно, что оценки у меня хорошие, но ведь и у всех остальных тоже? Все мы были талантливы. Нам десятки раз втолковывали это, пока мы осваивались в этой новой для нас школе. Во мне нет ничего особенного.
На выходе из церкви меня окружили подруги с поздравлениями. Кэролайн обняла меня. Саманта изобразила Граучо (Граучо Маркс – знаменитый американский комик ХХ века. – Прим. пер.): «Держу пари, ты считаешь себя ну очень ва-аажной». «Ну ты даешь!» – сказала Брук. Они действительно гордились, и их теплота дала мне возможность сполна насладиться оказанной мне честью. Путь до учебного корпуса я проделала в окружении их добродушных шуточек.