Заставлю быть моей
Шрифт:
Уперевшись затылком в мягкий подголовник кресла, я допила шампанское и отставила фужер на подвернувшуюся полочку. Сильнее укуталась в плед и на мгновение прикрыла глаза. Голова тяжелой не была, наоборот — я чувствовала легкость и… свободу. Алкоголь ли был тому виной или присутствие Громова… Шутка века — свобода рядом с человеком, шантажом заставившим меня выйти за него замуж.
Губы дрогнули в улыбке. Я снова посмотрела Олегу в глаза:
— Я ведь тебя ждала. В Америке. Ждала, Олег. Много месяцев ждала, — сказала то, в чем даже самой себе боялась признаться. Но он был прав — мы давно не подростки. Скрытое в лесу, окруженное соснами
— Ты ведь сама ушла, — невеселая усмешка исказила его губы. Омыв стенки фужера шампанским, Олег залпом допил его. — Решила начать новую жизнь. Без меня, — напомнил.
— Я и начала её, — согласно кивнула и взяла с тарелки ещё один кусочек груши. Не потому, что хотела есть, а потому, что боялась, что он увидит не только влажный блеск моих глаз, но и как подрагивают пальцы. Посмотрела на кажущуюся уже темной воду и неровно выдохнула. — Но не могла по щелчку выкинуть тебя из сердца. Я любила тебя, Олег, — еще одно признание, не глядя ему в глаза. — Любила искренне. И, даже зная всю правду, я не переставала тебя любить.
И опять тишина. Только тихий шелест ветра в кронах деревьев и монотонный говор кукушки издали, отсчитывающей кому-то бесконечно долгую жизнь. Сок груши потек по пальцам, и я нервным движением положила ее на край тарелки. Вытерла руку о предупредительно протянутую Олегом салфетку и наконец посмотрела ему в лицо.
— Тогда почему не осталась, Алина? — спросил он тихо. Снова подался ко мне, впиваясь взглядом раненого зверя. — Я рассказал тебе о том, что собираюсь сделать. Я, черт возьми, обо всем тебе рассказал и просил лишь об одном! Чтобы ты верила мне! — с каждым словом в голосе его всё отчётливее слышалась злость. Она царапала мою душу, вскрывала старые раны, впивалась острыми зубами в края и рвала их.
Слезы, неугомонные слезы потекли по щекам, а я продолжала смотреть в его темноту. Олег едва ли не отшвырнул свой фужер. Тот стукнулся о тарелку, но никто из нас не обратил на это внимания. Пальцы его сомкнулись вокруг моей холодной кисти. Салфетка выпала, щекотнула по голени.
— Верила, черт тебя подери! — дёрнул мою руку и отпустил.
Я бессильно шевельнула губами, облизнула их. Ладонь моя опустилась на колени.
— Я не могла остаться, — просипела, качая головой. — Не могла, Олег. У меня была Яна и я… Я должна была думать только о ней.
— Я любил твою дочь! — резко поднявшись, Олег, как и я до этого, посмотрел в сторону озера. Затем подошел ко мне, оперся о подлокотники кресла и, всматриваясь в мое лицо, выговорил: — И сейчас люблю. И вы обе никуда от меня не денетесь. Я хочу семью, Лина. Настоящую семью, коей у меня никогда не было.
— А не поздно? — облизав губы, спросила я всё так же сипло, сдавленно. Уже сделавшая шаг в бездну, теперь я стремительно летела вниз в очередной раз понимая, что удержаться шанса у меня не было с самого начала. С того самого момента, когда я впервые посмотрела Олегу в глаза. — Не поздно ты вернулся?
— Как видишь, — злость в последний раз полыхнула в черноте его зрачков и угасла, — нет. Давай попробуем, Алина, — попросил, присев передо мной на корточки. Именно попросил, а не приказал, как это было почти всегда до сих пор. — Попробуем стать семьёй.
— Как у тебя все просто, — не удержала я всхлип. Зажмурившись, высвободила из-под пледа руки и вытерла соленые щеки. — Раз, — щелкнула пальцами, — и замуж, раз, — снова щелчок, — и семья. А то, что ты в очередной раз поступил со мной, как с тряпичной куклой без души и сердца — это ничего не значит для тебя, да? Почему именно сейчас, Олег?! Почему тебе приспичило создать семью именно сейчас?! Где ты был все эти годы?! Где ты был, пока я не свыклась с мыслью, что ты в прошлом?! Пока Яна была совсем маленькой?! Где, Олег?!
— Тебе правда интересно, где я был? — он поднялся, ладонью на пару мгновений оперевшись о мое колено, взял с пола бутылку. Отошел к выходу из беседки и остановился, расставив ноги на уровне плеч. Я чувствовала, что должна подойти к нему и встать рядом, дотронуться до его спины, до плеча, но так и продолжала сидеть глядя, как он, сделав глоток шампанского прямо из бутылки, сжал горлышко. В его пальцах было стекло, в моих — края теплого пледа. На его лице — тень, а я… Я поняла, что нас больше не разделяет пропасть времени. Что угодно, только не пропасть.
— Так тебе интересно, что я делал эти годы? — пустая бутылка опустилась на угол стола передо мной.
Я всё так же продолжала сидеть и смотреть на него. Ответы, которые я только что так желала получить, внезапно стали не такими уж важными. По крайней мере, именно сейчас, и все же я понимала, что должна знать.
— Интересно, — выпалила, тоже поднимаясь. — Ты обо мне знаешь все и даже больше, а я… Я о тебе сейчас знаю даже меньше, чем шесть лет назад. И да! Да, я хочу знать, чем ты занимался.
— Я уехал.
— Это я знаю. Куда ты уехал?
— Травить своих демонов, — улыбнулся Олег, но от этой улыбки мне сделалось не по себе. Чувство было такое, что я стою у двери в комнату, заходить в которую мне не стоит. Как и на чердак… Как когда-то мне не стоило бродить по чердаку его дома, хотя иного выхода не было. Как и сейчас. — Я продал все. Все, кроме дома. Вложил деньги в инвестиции и уехал в Эфиопию.
— В Эфиопию, — я неверяще усмехнулась. Мои знания географии были не такими уж и глубокими, однако даже их было достаточно, чтобы понять, про что он. Вот только где Олег Громов и где Эфиопия…
— В Международный Комитет Красного Креста требовались врачи для работы в Африке, — пояснил Олег. — Мне нужно было что-то… Что-то, черт возьми, настоящее. Может быть, я всего лишь пытался отмыть свою душу после того, что было у нас с тобой. Тогда ты была права, Лина. Вся эта грязь… Я сам уделался в ней и тебя заставил хлебнуть. Еще и Аня… После её смерти, после твоего отъезда, я стал всё чётче ловить себя на том, что должен сделать что-то стоящее. Мне надоело жрать себя, но избавиться от чувства вины не так-то просто, Лина. Чувство вины… — он поморщился, взял край пледа и, потянув, заставил меня шагнуть к себе. — Это тварь. Оно разъедает человека изнутри хуже любой заразы, хуже ржавчины.