Заставлю быть моей
Шрифт:
— Дальше… — он задумчиво почесал гладко выбритый подбородок. — Предлагаю отправиться за Яной.
— Мы не поедем за Яной, — отрезала я. — Если ты считаешь, что вправе распоряжаться моей жизнью, жизнь моей дочери тебе неподконтрольна.
— Я намереваюсь её удочерить.
— Намеревайся, — рыкнула я.
Он смерил меня взглядом. Смотрел довольно долго, будто бы что-то взвешивал, обдумывал, и от воцарившегося на это время между нами молчания я сходила с ума.
— Хорошо, поедем с тобой вдвоем, — что-то для себя решив, выговорил он. Опять взял за локоть и повел меня к стоянке.
— Куда мы поедем? —
Он остановился, обняв за талию, притянул к себе и потерся о мою щеку. Оставил на коже влажный поцелуй. Небрежный и вместе с этим чувственный. От этого касания внутри все так и перевернулось. Вот опять… Опять пропасть между прошлым и настоящим превратилась в тонкую, напоминающую нить линию. Кончиком языка он коснулся кожи и снова тронул губами. Чуть ощутимо подул. Я поняла, что ноги подкашиваются только тогда, когда инстинктивно уцепилась за рукава его пиджака.
— Туда, где нам никто не помешает, — выговорил он, снова целуя, на этот раз в губы. И мне бы оттолкнуть, но я понимала, что в этом нет смысла. Теперь я действительно принадлежу ему. Кем я стану — игрушкой его, или его одержимостью, — не имела понятия. Но то, что собой в его руках я больше не буду — знала точно.
— Мне нужно к дочери. Мне… у меня дела. Олег… — как и в кабинете, все-таки уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь отстранить, но добилась лишь того, что он прижал меня теснее. Так, что я ощутила твердость его паха и против воли выдохнула, отвернулась, посмотрела в сторону.
И перестала дышать.
На стоянке, рядом с черной, под стать душе своего хозяина машине Громова, был припаркован серебристый внедорожник. До боли знакомый внедорожник, принадлежащий Егору.
Сам Егор стоял, оперевшись о капот, и смотрел в нашу сторону. Нет. Прямо на меня. И едва взгляды наши встретились, я ощутила себя последней тварью, не только предавшей, но и не нашедшей в себе решимости посмотреть любимому человеку в глаза. Посмотреть в глаза мужчине, который принял меня и мою дочь, который никогда не скупился ни на любовь, ни на подарки, ни на отношение к нам обеим.
Вряд ли фраза «ты все неправильно понял» способна тут чем-то помочь. Понял он как раз-таки правильно. Трусливо сбежала, наврала с три короба и, вишенка на торте, выскочила замуж за другого. Я бы себя даже слушать не стала.
— Я же говорил, чтобы ты выполнила все, что я велел, Лина, — словно издалека в сознание мое ворвался голос Громова. Я резко перевела взгляд на него и неверяще просипела:
— Ты не мог. Не мог, Олег, — смотрела на него и понимала — мог. Мог и сделал. Позвонил Егору. Устроил весь этот спектакль со зрителями. Мог. Эпичная победа и безоговорочная капитуляция. Всех зайцев одним махом! — Я тебя ненавижу, — прошипела, извиваясь, пытаясь отцепить его руки от себя. — Пусти. Пусти меня!!! — заорала истошно, и в момент, когда хватка его ослабла, отпихнула, вложив всю свою бессильную ярость. — Я тебя никогда не прощу, Громов! — глаза защипало, в горле встал ком, голос охрип, но я будто ничего этого не замечала — смотрела в черные глаза Олега и понимала — дай мне пистолет в руки, я бы выстрелила — так сильна была моя ненависть.
— Мне не нужно твое прощение, — он вновь попытался ухватить меня, но я отскочила, полоснув взглядом. — Я предупреждал
— Катись ты к черту! — выплюнув, я развернулась и быстрым шагом направилась к Егору. Проклятое платье мешало идти, юбка опутывала ноги, слезы застилали глаза. Но я все равно прибавила шаг. Я должна была хотя бы попросить прощения. Попытаться попросить прощения, попытаться объяснить ему… Стоило ли? Может быть, и стоило, но точно не сейчас. Сейчас он вряд ли был готов слушать. Вот только захочет ли он меня слушать, когда пройдет время? Вряд ли. Я знала его слишком хорошо, чтобы не понимать это.
— Алина! — донеслось мне в спину. Я не остановилась. Подобрала подол платья и лишь прибавила шаг. Слезы щипали глаза, дыхание сбилось. Меня колотило, и без того разрушившаяся в одночасье жизнь наваливалась на меня, погребая под обломками моих же собственных надежд и мечтаний.
— Егор! — крикнула, увидев, что он собирается сесть в машину. — Егор, пожалуйста! — побежала, уже не пытаясь сдержать льющиеся по щекам слезы.
Каблуки туфель стучали по асфальту, шелковая юбка шелестела, и шелест этот звучал погребальной песней всему, чего я так ждала.
— Алина!!! — рявкнул Олег еще громче, жёстче.
Я остановилась и, порывисто обернувшись, истошно заорала:
— Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя, Громов! Будь ты проклят! — судорожно всхлипнув, я вытерла слезы, развозя макияж по лицу. — Будь проклят, — уже тихо, на выдохе. Снова посмотрела в сторону Егора. Тот уже уселся за руль. Я бросилась вперед, боясь не успеть. Чего именно не успеть — не знала. Не успеть сказать, посмотреть в глаза… Просто не успеть. Последние нити счастья ускользали из моих рук, и я не могла поймать их. Не могла, но все еще пыталась.
— Егор, — подскочила к машине, оперлась о капот руками, смотря на него сквозь лобовое стекло, борясь с накатывающей истерикой. — Я не хотела, чтобы все было так. Я тебя люблю, — давясь слезами, судорожно. — Егор, я… я… Прости, я…
Машина двинулась вперед. Я отступила на шаг, все так же ловя сквозь стекло пылающий ненавистью взгляд Егора.
— Пожалуйста! — выкрикнула, теряя силы.
Но он и не думал тормозить. В последний момент меня буквально отдернули от капота, рванули в сторону. Серебристый внедорожник, проехал мимо, не думая останавливаться. Рыдая, я смотрела ему вслед и чувствовала, как Олег сдавливает мои плечи. Смотрела вслед любви и испытывала ненависть к тому, чье кольцо блестело на моем пальце.
— Запомни этот момент, Лина, — снова услышала его бархатистый голос, врывающийся в меня раскаленной лавой. — И никогда не повторяй подобного.
Я промолчала. Руки Олега исчезли, и я тут же опустилась на пыльный асфальт. Накрыла лицо ладонями и дала волю слезам.
Давилась рыданиями и чувствовала… чувствовала проклятое кольцо, которое прожгло мой палец, казалось, уже до самой кости.
Глава 12
Алина
— Вытри руки, — на колени мне упала пачка влажных салфеток.