Заставлю вспомнить Русь...
Шрифт:
Воины молча покинули покои. Ольга разжала пальцы на запястье Игоря, сняла руку с его шеи, с удвоенной силой увлекла его к приоткрытой двери одной из своих комнат вблизи лесенки.
— Любый, знаю, о чём ты хотел ночью сказать мне, — не прекращала говорить Ольга. — Сама давно думала об этом и тоже считаю, что время больше не терпит. Ведь нам уже не по двадцать—тридцать лет, жизнь движется к закату, а мы оба лишь о державных делах и мыслим, напрочь забыв о себе...
Теряясь в догадках, Игорь позволил почти силой затащить себя в комнату и усадить на огромный мягкий диван. Это оказалась одна из комнат, где Ольга принимала посланцев иноземных держав и чужестранных купцов, с некоторыми из которых у неё сложились почти дружеские отношения. Таких комнат в покоях великой княгини было несколько: в одной она встречалась
Подробно рассмотреть комнату Игорь не смог, его отвлёк голос Ольги, занявшей место рядом на диване.
— Ты хотел сказать, что у нас до сих пор нет княжича-наследника, — тихо и печально произнесла Ольга, прижимаясь к плечу мужа и дыша ему чуть ли не в ухо. — Это так. В чьи надёжные руки передадим мы державу, за которую ты пролил столько крови, истоптал своих и чужих шляхов-дорог, не ведал покоя ни днём ни ночью? Немало сил, здоровья, времени отдала державным делам и я, твоя жена, стремясь быть верной помощницей тебе, своему мужу. Нет родных рук, которые продолжили бы наше дело, оборонили Русь от ворогов, как оборонял ты, приумножили её величие и славу, к чему неустанно стремились мы оба. Кто в этом виноват? Только мы сами. Постоянно думая о державе, о её благе, мы позабыли о себе, о нашей священной обязанности перед Небом и Русью — иметь княжича-наследника, надежду державы и собственную опору в старости...
Игорь был поражён. Он ожидал от Ольги чего угодно, только не этого. Он был уверен, что сейчас стал участником заранее обдуманного и ловко осуществлённого женой действа, в результате которого она собиралась сохранить своё прежнее положение его жены и великой княгини. Вначале в присутствии свидетелей-дружинников она продемонстрировала, что у неё прекрасные отношения с мужем, зная, что тем придётся рассказать об увиденном и услышанном в великокняжеском тереме своим воеводам и друзьям, а от тех сообщение разнесётся по всему городу. Поэтому из опасения, что Игорь может опровергнуть её объяснения ночного происшествия, она не позволила ему раскрыть рта до ухода воинов. Теперь, оставшись с мужем наедине, она была намерена продолжить игру, и Игорь даже предполагал, как это может выглядеть. Ольга станет либо убеждать его в том, что ночью произошло недоразумение, либо начнёт доказывать, что их разрыв — грубейшая ошибка Игоря, которая принесёт ему много неприятностей, прежде всего в державных делах.
И вдруг он слышит то, что не могло прийти в голову! Ольга вспомнила о своей женской сущности и заговорила о желании иметь ребёнка! После стольких лет, когда главным в жизни для неё было что угодно, только не исполнение материнского долга! Что же произошло с ней за эти несколько ночных часов, поскольку ещё вчера вечером она ни словом, ни полсловом не обмолвилась о своём желании? Устрашённая, что действительно может лишиться Игоря, и зная, что тот мечтает о наследнике, решила удержать его с собой рождением княжича? Чувствуя приближение старости, захотела передать результаты своих многотрудных державных дел в родные руки? Не желая больше навлекать на себя гнев мужа, вздумала отойти от мужских дел и заняться тем, что испокон веку суждено женщине — рожать и воспитывать детей? А может, существует другая причина, вынудившая Ольгу наконец-то вспомнить о своём предназначении женщины и долге жены?
— Отчего молчишь, муж-лада? Не желаешь иметь княжича? Или плохо чувствуешь себя после ночного пиршества? Болит голова? Тошнит? — участливо спросила Ольга. — Я помогу тебе справиться с недугом.
Она поднялась с дивана, подошла к невысокому круглому столику на трёх изогнутых резных ножках с инкрустированной красным и чёрным деревом крышкой.
— Чего просит твоя душа, любый? Ромейского зелена вина? Хмельного мёда? Пенного пива? — Ольга указывала на серебряный поднос, уставленный всевозможными напитками. — Может, изопьёшь душистой наливки на степных травах?
— Розового мальтийского вина, — выдохнул из себя Игорь первые после встречи с женой слова.
— Сейчас, ладушка. — И через миг в руке Игоря был громадный, величиной с детскую голову, кубок с ароматной жидкостью.
Ольга вновь села рядом, прижалась к нему, положила голову на плечо. Стала гладить мужа по голове, щекам, ласково трепать его длинный, густой чуб, растущий посреди наголо обритой головы, играть кончиками вислых усов.
— Любый, ты столько сделал для Руси, не позволил ворогам захватить ни кусочка родной земли, не дал вспыхнуть сваре промеж славян с викингами после кончины князя Олега. Неужто хочешь, чтобы все труды твои пошли прахом или ушли в недостойные руки? Конечно, не хочешь. Я рожу наследника, и ты будешь спокоен и за собственную старость, и за будущее державы. У нас обязательно будет княжич, обещаю это...
Откинувшись на спинку дивана, прикрыв от удовольствия глаза, Игорь медленно цедил сквозь зубы чуть кисловатое вино, рассеянно слушая голос жены.
Когда было так, чтобы Ольга после застолий осведомлялась о его самочувствии и сама подносила кубок с вином? Наоборот, встречая его утром после ночного пиршества, она кривила лицо и презрительно воротила в сторону нос, а если он приходил к ней с каким-либо делом, советовала ему вначале пойти проспаться, искупаться в Днепре, прополоскать рот родниковой водой и лишь потом являться для разговора. Может быть, он сумел показать Ольге, кто на Руси её великий князь, единоличный правитель державы, а кто всего лишь жена, послушная ему наравне с другими подданными. Он сумел поставить строптивую, много возомнившую о себе жену на место, одним решительным поступком он победил её...
Быстро хмелея, теша себя приятными, льстящими самолюбию мыслями, Игорь не смотрел на Ольгу. Но если бы сделал это, ему стоило бы усомниться в своих выводах. Плотно сжав губы, нахмурив брови, великая княгиня холодно смотрела перед собой в окно, и это не был взгляд потерпевшей поражение женщины.
У края поляны Ольга соскочила с лошади, бросила поводья десятскому, сопровождавших её гридней-телохранителей. Осторожно ступая в густой траве, разыскала едва заметную узенькую тропку, ведущую к хижине Витязини. Последний раз она была у неё года два назад, поэтому прежде, чем выйти на залитую лунным светом поляну, окинула её взглядом, надеясь увидеть какие-либо изменения.
На поляне всё было как прежде. Так же стояли вокруг, словно безмолвные стражи-богатыри, вековые дубы, сплетя над ней шатром раскидистые кроны. По левую руку, у двух растущих рядом деревьев, неясным тёмным пятном вырисовывалась покосившаяся, вросшая в землю хижина вещуньи, в противоположном ей конце поляны виднелись густые заросли лещины. Щедро лила на ночную землю желтоватый, безжизненный свет луна — холодное солнце мёртвых, от зарослей лещины доносилось едва слышное журчание священного родника. Всё осталось так, как было и при первом посещении вещуньи, и при последнем. Зато сколько изменений произошло в жизни самой Ольги!
Впервые она пришла к Витязине перед походом Игоря на Хвалынское море. Это был самый крупный и дальний поход, который мужу предстояло совершить как великому князю Руси, и от результатов похода в судьбе великокняжеского семейства зависело многое. Хотя Ольга на время похода оставалась в Киеве, она знала, что ей суждено перенести не меньше тягот, чем Игорю на чужих хвалынских берегах.
Поэтому узнать волю богов Ольга пришла тогда не к одной из знаменитых в Киеве вещуний, к которым стремились попасть городские и окрестные девы и женщины, а к вещунье Витязине, прорицательнице судеб русских воительниц-витязинь. Когда-то Витязиня сама была девой-воином, сражалась вместе с мужем в дружине князей Аскольда и Дира, побывала с ними во множестве походов, в том числе под стенами Царьграда. Однако после гибели мужа и смерти князей Аскольда и Дира от мечей убийц-варягов, подосланных ныне покойным князем Олегом, она не пожелала служить незваным пришельцам, покинула воинский строй и стала вещуньей, сменив у священного родника дев-витязинь полуживую, не передвигавшуюся без посторонней помощи предшественницу, также бывшую некогда воительницей.