Застрявший в Великой Пустыне
Шрифт:
— Неплохо, очень неплохо! Имперская сталь, давненько не попадалась…
А уж кольчуга и вовсе привела его в дикий восторг. Он долго её щупал, качая головой и что-то бормоча себе под нос. Потом разглядел стянутые проволокой прорехи, и окончательно выпал в осадок.
— Слушай, от кого ты сбежал?
— Пустынные охотники, — выдал я стандартную версию, основанную на полуправде. — Это всё, что смог унести.
— Я слыхал, что они чокнутые на всю голову, но чтобы вот так… Зажиточные бродяги были. Надумаешь кольчужку продавать, иди сразу ко мне, другие точно надурят! Качество у неё отменное, я
— Что же тогда её могло прорезать?
— О, лучше бы тебе это никогда не узнать! У нас таких клинков точно нет.
— Тогда, пожалуй, оставлю-ка её у себя.
— Так-то оно так… Только не показывай нигде, больно дорогая вещица. Здесь тебя никто не тронет — за такое наказывают жестоко. А вот если высунешься наружу, то пеняй на себя.
Я припомнил, как жадно пялились на бронемайку стражники, и понял, что предупреждение вышло несколько запоздалым. К завтрашнему утру про меня будут знать все желающие, если ещё не раньше.
Тем удивительнее, что пришлому чужаку позволили унести подобную вещь с собой. Видимо, репутацией здесь действительно дорожат. Но до каких пределов?
Пока я размышлял над этими животрепещущими вопросами, подмастерье поочерёдно избавил мои лодыжки от браслетов, и занялся ошейником. Для чего мне пришлось буквально положить голову на странную наковальню, напоминающую плаху палача-садиста. Зафиксировав меня в одном из специальных углублений, работник снова взялся за инструменты. И на этот раз мне пришлось действительно пострадать.
Каждый удар молота по зубилу гнал колкую волну по всему позвоночнику, а уж под сводом черепа так и вовсе что-то похрустывало. На шею нестерпимо давило, а зубы приходилось сильно сжимать, чтобы не прикусить себе чего-нибудь. Продолжалось истязание около трёх минут, и под конец я едва не потерял сознание. То ли помощнику кузнеца не хватало мастерства, то ли пресловутая сталь отказалась так просто отпускать меня на свободу.
Когда проклятый ошейник наконец отстегнулся, я безвольно сполз к основанию наковальни. Перед глазами всё плыло, временами накатывала тошнота, а в висках продолжало громко стучать. И ещё отчаянно не хватало воздуха, заставляя широко разевать рот при каждом вздохе. Будто меня пытались придушить, да бросили это дело на полпути.
— Крепко тебя заколотили! — довольно улыбнулся подмастерье. — Причиндалы я у тебя забираю в качестве платы за работу. С металлом у нас туговато, так что, если найдёшь чего-нибудь путного в горах, смело неси сюда. Дадим хорошую цену.
Закончив с рекламной частью, он выволок меня наружу и запер сарай. Петли местные жители отчего-то не жаловали, поэтому все двери здесь были раздвижными, словно у шкафов-купе.
Свежий воздух подействовал на меня благотворно, и я смог прохрипеть уже практически в спину уходящему работнику:
— Эй! У вас делают протезы?
Мой вопрос изрядно позабавил местного, и минуты две он истерично ржал, вытирая выступившие слёзы. Даже умудрился уронить на землю один из браслетов.
— Ну ты даёшь! — отсмеявшись, всхлипнул он. — Мы что, похожи на механический цех? Нет! Молчи, деревня, а то я с тобой работу сегодня точно не закончу. Вали к жукам, если они ещё не закрылись. Это дальше по дороге, ты сразу их увидишь. Но кольчугу им не
С этим напутствием он оставил меня любоваться прекрасным закатным небом, где набирали яркость обе Сестры. Спустя минут пять головокружение начало отступать, хотя горло всё ещё саднило. Я поднялся на ноги и надел снятое накануне экзекуции пончо, скрыв драгоценную кольчугу. Продавать её в мои планы не входило, даже в свете нависшей угрозы. Однажды она уже спасла мне жизнь, и вряд ли впереди меня ждёт безоблачное будущее. Этот жестокий мир беспощаден к слабым.
А я пока что силён исключительно духом.
Поэтому не стал давать себе никаких поблажек и побрёл в указанном направлении, пошатываясь от головокружения. Вот уж действительно — свобода пьянит не хуже алкоголя! Но несмотря на качку, чувство было такое, будто к ногам приделали крохотные крылышки. Казалось, стоит оттолкнуться от глинистой земли чуть сильнее, и я улечу вверх. Как же хорошо ходить без утяжелителей и хомута на шее…
Ради этого определённо стоило помучиться. Кстати, а как там моя Устойчивость поживает?
Осенённый этой мыслью, я полез в собственные ТТХ и с удивлением отметил, что она достигла девятнадцати единиц. Соответственно, на единичку подросли и сопутствующие значения болевого порога и сопротивления физическим повреждениям. Самое любопытное, что прогресс случился не когда-нибудь, а именно после экзекуции с наковальней. Да и в себя мне удалось прийти подозрительно быстро. Помнится, после очередной разбитой машины во время обучения гоночной езде мои мозги ещё пару дней вставали на место.
Какие отсюда напрашиваются выводы? Да самые простые. Всё, что не убивает насмерть, делает меня чуточку сильнее.
Господину Ницше определённо бы здесь понравилось.
Глава 17
Подмастерье не соврал — пройти мимо представительства Роя было попросту невозможно. Хотя само по себе здание являлось вполне «типовым» — угловатая каменная постройка с торчащими из верхней части стен деревянными балками. Так уж здесь заведено поддерживать крышу или основание второго этажа. Зато жукообразные не поленились прикрутить к ним вывеску с яркой подсветкой, видную издалека.
Поначалу я принял лампы за неоновые, но оказалось, что это просто цветное стекло, за которым скрывалась обычная нить накаливания. И всё равно, смотрелась иллюминация в наступающих сумерках очень эффектно. А на самой вывеске было изображено что-то вроде маятниковых весов, символизирующих торговлю. Чтобы уж точно никто не промахнулся.
Куда более яркий свет вырывался из открытого дверного проёма, выходящего прямо на дорогу. Местные жители роились неподалёку, словно мотыльки возле фонаря, но внутрь решались заходить считанные единицы. Возможно, их пугала троица рослых гуманоидов, охраняющих вход. С хрупким на вид Ку они имели весьма отдалённое сходство. Разве что, цвет кожи и строение конечностей — странные ходули вместо ног и трёхпалые руки. А вот их головы вызвали стойкую ассоциацию с рыбой-молотом. Такие же приплюснутые и похожие на арбузы, с глазами на разных полюсах. На затылочной части торчала короткая антенна, а челюсть была куда шире, чем у рабочего. Муравьи, да и только.