Затаив дыхание

Торп Адам

— Я верну тебе деньги, — сказала Кайя.

— Не надо. Значит, придешь за ним через час?

В прихожей их точно никто не видит.

— Я могу и здесь подождать. — Она произнесла это так, будто он сморозил глупость. — У тебя тут, похоже, не слишком тесно.

— Пожалуйста. Можно пойти в сад, посидеть в тенечке. Теплынь-то какая, в сентябре это редкость. К чему бы?

Потом ему стало жутко стыдно. С каким радушием и щедростью принимали его на Хааремаа. А он обращается с Кайей, как с мамашей очередного ученика. Минут десять он готовил ей чай, раскладывал на тарелочке излюбленные крекеры Милли — безвкусные, отдающие сеном,

без крупинки сахара. Каким огромным и богатым, наверно, кажется Кайе особняк, в котором он разыгрывает перед ней свою обычную жизнь. О доме она больше не сказала ни слова, лишь несколько раз пошутила, чтобы развеселить Яана. Джеку на миг почудилось, что они — семья и это их дом, а Милли вообще не существует. Он ужаснулся. В то же время его злило, что Кайя влезла-таки в его жизнь. И даже командует. Но что с этим делать, непонятно.

Чайник закипел, и тут позвонила Марджори, уверенная, что дочка дома. Теща объяснила, что заснула на верхней лужайке, а проснувшись, решила, что время позднее. Солнце тем временем не дремало, а двигалось по небосводу, и Марджори оказалась на припеке. Я зажарилась, как сарделька, заключила она. Джек со вздохом положил трубку. Теща назвала его Джеко.

— Твоя мама?

— Нет, — ответил Джек, стараясь не замечать понимающей усмешки Кайи. Не ее это дело.

Он повел их в сад, надеясь, что Эдвард ушел в дом.

— Это типичный английский сад, Яан, — сказала Кайя и повторила фразу по-эстонски. Так, во всяком случае, думал Джек. Она проговорила что-то еще, после чего Яан посерьезнел и, выйдя на лужайку, старательно сделал кувырок вперед — только ноги мелькнули. Джек и Кайя захлопали в ладоши.

— Будущий гимнаст, — улыбнулся Джек и тут же спохватился: его слова можно принять за иронию! — Кстати, ты ему уже сказала? — тихонько спросил он.

— Нет. Еще нет. Хочу подождать и посмотреть. Как пойдет.

Яан стоял и, наклонив голову, внимательно разглядывал траву под ногами. У Джека екнуло сердце. В детстве я точно так же частенько замирал на нашей лужайке размером с носовой платок, думал он. Потому что в пять лет ты ближе к земле, тебе не нужно опускаться на коленки, чтобы разглядеть, что там происходит. Хотя после папиных стараний облагородить нашу лужайку в Хейсе, на ней мало чего происходило.

Пока Джек занимался в кабинете с Яаном, Кайя сидела на воздухе в шезлонге и читала толстую эстонскую книгу по лингвистике. В любую минуту на пороге могла возникнуть Милли, хотя теоретически она должна вернуться из Хакни только часов в семь-восемь. Урок шел трудно — не по вине Яана, для своих пяти лет мальчик усваивал все легко, без малейшего напряжения, но Джека терзал страх, что Милли вернется раньше времени. Яан играл плоскими растопыренными пальцами, приходилось приподнимать и округло сгибать их. Прямо не пальцы, а цветочные стебельки, думал он. Когда Клара Ноулз ставила ему, уже десятилетнему, руку, она частенько повторяла, что его руки похожи на лесные анемоны — тоже не знают покоя. Лесной анемон еще называют ветреницей дубравной, объясняла она, поглаживая его пальцы между костяшками. Джек потом заглянул в свой «Справочник диких цветов» и удивился, увидев там почти слово в слово то, что говорила Клара. Его тоже тянуло погладить пальчики Яана, но он не решился. Знакомая учительница музыки, работающая в одной лондонской школе, говорила Джеку, что ей вообще запрещено касаться рук учеников — даже когда она ставит пальцы или делает замечание при их неверной постановке. Но Яан же его сын, значит, Джек имеет право взять его ручонку и сжать в своей. Очень хочется стиснуть его маленькую лапку, но Яан ведь не подозревает, что Джек его отец. Глупейшая ситуация.

Урок окончился, Яан пошел за матерью. Джек остался ждать их в зимнем саду.

— Спасибо, — сказала Кайя. — Ему понравилось.

— Мне тоже. Я вызову такси.

— Не надо. Мы сядем на автобус.

— Мне казалось, ты не любишь ездить на автобусах.

— Не очень. Но меня с детства научили справляться с такими страхами. Сколько я тебе должна?

— Шутишь, что ли?

Кайя пристально взглянула на него, словно хотела прочесть мысли по лицу. Джека почему-то охватила страшная усталость.

— Ладно, — сказала она. — Через неделю в то же время?

— Ну да.

— А в Кенсингтон-гарденз? В понедельник, после урока альта? Ему очень понравилось, как ты играл с ним в мяч.

— На следующей неделе мне сложновато, — соврал Джек. Нужно хотя бы отчасти овладеть ситуацией. Она и так выходит из-под контроля. Но слова Кайи о том, что Яан получил большое удовольствие от прогулки с ним, растрогали Джека. Слышать это было очень приятно.

— Я позвоню? Накануне? В воскресенье?

— Пожалуй, сюда звонить не стоит.

— Но я всего лишь мать ученика.

Джек понизил голос, чтобы не услышал Яан:

— Не совсем.

Когда Джек проводил их, из-за забора его окликнул Эдвард:

— Выбираешь все моложе и моложе?

Стоя на крыльце, только что покрытом желтой краской элегантного оттенка, Эдвард любовался результатом. Похоже, он простоял там битый час. Маляр вместе со своим снаряжением уже ушел. Джек в который раз пожалел, что живая изгородь, разделяющая участки, не вымахала хотя бы в человеческий рост.

— Начинать учиться лучше всего как раз в пять лет, — объяснил Джек. Он решил принять вопрос соседа за чистую монету. — Даже в четыре можно.

— Я про мамашу. Или это нянька?

— Мать.

— По виду иностранка. Откуда она?

Джек пожал плечами:

— Из Латвии, что ли.

— А богатенький папик ей не требуется? Я бы с ней такое закрутил…

— По-моему, у нее уже кто-то есть.

Эдвард недовольно хрюкнул.

— Вот всегда так, — проворчал он. — А малец — это не тот вундеркинд?

— Какой вундеркинд?

— Ты про него рассказывал после кенвудского концерта. Помнишь? Про вундеркинда, которого учит Говард. Только тот не из Латвии, а из Эстонии. Я тогда даже подумал: а не махнуть ли мне снова туда, не подыскать ли там себе женку, — растравил ты меня своим рассказом про Эстонию.

— До такой степени? — спросил Джек, чувствуя, что Эдвард не спускает с него глаз.

— Бабы нас используют в хвост и в гриву, вот в чем штука. Знают, что нам до зарезу охота перепихнуться, вот и пользуются. Как тебе цвет?

— Отличный, — уже с порога откликнулся Джек.

— А Лилиан желтый ненавидела! — крикнул ему вслед Эдвард.

Он укладывался в постель рядом с Милли, уже сгорая от желания: она так соблазнительна в новой рубашке кремового шелка с широкими, украшенными тесьмой лямками поперек ключичных ямок…

— Эдвард сказал, у тебя новый ученик, — вдруг проронила Милли.

— Да. Вундеркинд, от Говарда.

— Ты мне не говорил. Хотя обычно рассказываешь.