Затаившийся у порога
Шрифт:
– О, Фрэнк, я не знаю, что сказать.
– Я знаю. Отстойно, когда умирает друг семьи, чтобы кидаться на его имущество как грабитель. Я злюсь больше, чем кто-либо. Я злюсь, что он покончил с собой.
– Наверное, что-то давно назревало в нём, - предположила Хейзел. - Это вариант для большинства самоубийц.
– Не в этом случае, я так не думаю. Это всё чёртова буря. Он так и не оправился от этого. Папа разговаривал с ним несколько раз с мая, сказал, что Генри больше не в себе.
– Это понятно, - рассудила Соня.
– Конечно, - добавила Хейзел. - Он едет во Флориду на каникулы и становится свидетелем одного из самых страшных стихийных бедствий в Америке.
Соня продолжила:
– И выживает, когда столько других было убито. Это повредит любой психике.
Ещё одна пауза на линии, затем Фрэнк сказал:
– Но Генри оставил мне ещё одну вещь через адвоката: инструкции.
– Чтобы закончить его работу, сторонний проект, над которым работали вы с ним и твой отец? - сказала Соня.
– Нет, нет, это то, что он сказал мне по телефону, когда пригласил меня сюда, но помнишь, это был предлог, просто чтобы я оказался там. В инструкциях говорилось, что он хочет, чтобы я уничтожил все его бумаги и файлы. Он сказал, что эта теория не работает, и он не хотел, чтобы она когда-либо была обнародована, потому что его будут считать сумасшедшим.
– Как странно, - сказала Соня. - Это было то, над чем вы работали годами.
– Для меня, да, это были годы, но для Генри и моего отца это были десятилетия, - сказал Фрэнк.
Хейзел пришлось спросить:
– В чём именно заключался характер работы?
– Неевклидовы геометрические закономерности, но... - усмехнулся Фрэнк. - Вы, девочки, легкомысленные. Мне было бы бесполезно объяснять.
Соня ничего не знала об этом.
– Неевклидовы...
– Может быть, я и легкомысленная, Фрэнк, - призналась Хейзел, - и очень многие мужчины, с которыми я встречалась, думают обо мне как о ком-то ещё более худшем, похожим на это, но я достаточно изучала математику, чтобы понять, что вся геометрия - Евклидова. Это должно быть потому, что её придумал Евклид.
– Он действительно её придумал, Хейзел? - спросил Фрэнк, - или он был просто первым, кто достаточно хорошо понял измеримость углов, плоскостей и точек, чтобы дать этому название? Существовала ли математика до того, как кто-то придумал уравнение один плюс один равно двум? Существовала ли физика плазмы полмиллиона лет назад, когда единственными протолюдьми были неуклюжие приматы, у которых не хватило ума даже использовать палки в качестве инструментов?
Соня и Хейзел смотрели сквозь паузу.
Фрэнк начал возражать:
– Конечно, гипотеза неевклидизма считается вздором, но только потому, что она опирается на предположения, которые не могут опровергнуть "Десять элементов" Евклида и все законы геометрии, которые следовали за ними. Но в нашей теории - ну, в основном теории Генри - мы почти доказали существование непостоянства между постоянными углами, плоскостями и точками.
– Хм-м-м? - спросила Хейзел.
– Он сейчас в ударе, - сказала Соня. - Но ты сама попросила об этом.
– Эта несогласованность создаётся путём идентификации определённых последовательностей угловых градусов, которые при правильном агрегировании объединяются, чтобы сформировать управляемую конфигурацию. Другими словами, эта конфигурация меняется без изменений.
Соня вздохнула.
– Фрэнк. Довольно.
– Иными словами, постоянство и в постоянстве становятся одним и тем же. Угол в сорок пять градусов может принять состояние фиктивности...
– О, конечно, мы знаем, что это значит! - воскликнула Соня.
– И, следовательно, расшириться до сорока шести градусов, в то время как первоначальные сорок пять остаются постоянными.
– Фрэнк, - сказала Соня, - не сади аккумулятор.
– Но в чём конечная точка теории? - спросила Хейзел.
– Я рад, что ты спросила об этом, так как легкомысленные никогда не смогут понять, не вдаваясь в термины непрофессионала. Конечная точка по существу бесконечна. Мы говорим здесь о податливости неподатливого, Хейзел. Принципы неевклидизма обладают потенциалом для производства неограниченной энергии. Они могли перемещать объекты разного веса и массы между двумя точками на большом расстоянии. Они могли выпасть под действием силы тяжести. Они могли поднять объект размером с Великую пирамиду в космическое пространство с нулевыми энергетическими затратами. Они могли бы преобразовать верхнюю восьмую дюйма воды в Атлантике в достаточное количество водорода, чтобы обеспечить весь мир электричеством на десятилетие бесплатно.
– Фрэнк, - сказала Соня, - нам надо ехать, но увидимся завтра!
– Для меня это звучит как журавль в небе, - сказала Хейзел. - Это как холодный синтез. Конечно, было бы здорово достичь ядерных температур без ядерного источника, но если это вообще возможно, первоначальный расход энергии будет больше, чем произведённая энергия.
– Хейзел! - пронзительно воскликнул Фрэнк. - Ты улавливаешь!
– Фрэнк, серьёзно. Позволь спросить у тебя кое-что...
Соня застонала.
– Хейзел, дорогая, пожалуйста, не надо.
– Между тобой, твоим отцом и Генри Уилмартом, кто самый умный?
Фрэнк не колебался.
– Генри, вне всякого сомнения. Он гений. При жизни он разбирался в геометрических тезисах лучше, чем кто-либо в стране.
– Итак, логически, если самый умный из троицы решил, что теория не может работать, то какой самый рациональный вывод?
Вздох на другой стороне.
– Я знаю, что теория действительно неработоспособна. Но вы не представляете, как это волнительно для нас. Я даже позвонил отцу и спросил, что мне делать.
– Что он сказал? - спросила Соня, нахмурившись.
– Он сказал мне уважать желание Генри и уничтожить всю работу. Я имею в виду, я сделаю это, я должен. Он оставил мне всё своё состояние и попросил взамен только одно: я должен это сделать, - сотовая связь дрейфовала. - Я должен проверить этот дом и посмотреть, что у него там есть, вот и всё. Потерпите меня.
Соня начала ныть:
– Но, Фрэнк, мне не нравится мысль о том, что ты слоняешься по горе...
– Это всего лишь небольшая географическая вершина, дорогая.