Затерянная земля (Сборник)
Шрифт:
В последующее время я был сильно занят своей работой. Мною было предпринято несколько минералогических экскурсий, которые принесли хорошие результаты.
Мы были полностью отрезаны от мира. Чтобы развлечься, мы предпринимали временами прогулки на лыжах в глубь фиорда и с наслаждением стреляли белых куропаток и песцов. В стрельбе и ходьбе на лыжах Фелисьен был неоценимым учителем, и я быстро приобрел большую ловкость в обоих видах спорта.
Альбом Фелисьена также пополнялся интересными зарисовками. Короче, мы не теряли времени.
В конце марта погода начала становиться все хуже и хуже.
Мы намеревались воспользоваться первой же береговой шхуной Торгового Общества, как только она появится у берега. Это желание постепенно превратилось в манию.
Нашей ежедневной прогулкой стало восхождение на холм, где на высоком шесте развевался красный датский флаг с белым крестом. Оттуда мы видели боровшиеся с волнами каяки эскимосов, возвращавшихся с охоты на тюленей или стремящихся в отрытое море.
Скверное настроение мы лечили у милейшего доктора за черным кофе и сигарами, лечили картами или очень любимой в поселении шахматной игрой.
Двенадцатого апреля, когда мы — не скажу, чтобы в наилучшем настроении — отправились на обычный наблюдательный пункт, с берега послышался восторженный крик.
«Умиарсуит!..»
Вся колония пришла в страшное возбуждение. Люди выбегали из домов и хижин и в суматохе бегали по берегу. С полдюжины каяков с быстротой стрелы отделилось от берега и нырнуло в туман. И снова тот же крик:
«Умиарсуит!.. Умиарсуит!..»
Это эскимосское слово чарующе подействовало на Фелисьена.
— Судно! Слышишь? Радуйся, наконец-то судно!
Он чуть не задушил меня от восторга. Мы бегом спустились с холма и поспешили на берег.
Сквозь тонкий, еще не поднявшийся от воды туман мы увидели элегантный абрис приближающегося судна, прекрасной паровой трехмачтовой шхуны, черная с белой полосой труба которой оставляла за собою сливающийся с туманом шлейф дыма. Вскоре послышался грохот приветственных выстрелов.
С равнины им ответил гордый выстрел из мортиры. Судно стало на якорь. Оно имело датский флаг, но, к великому удивлению всех, то не было судно торговой компании криолитовых копей и даже не китобойное судно.
Из последних осенних сообщений нам было известно, что на север не собиралось ни одной экспедиции ни из Европы, ни из Америки. И мы почувствовали себя обманутыми, когда поняли, что это судно частного лица. Наша надежда двинуться дальше на север основательно поблекла.
Но случилось иначе. Когда через час мы собрались у директора, нас представили Христиану Снеедорфу, владельцу шхуны «Звезда Севера». Я увидел перед собой старика атлетического сложения, голубоглазого, смуглого, с сильно посеребренными русыми волосами, великолепный тип ютландца с патриархальной бородой.
Пока я только знал со слов доктора Бинцера, — говоря о деле, доктор между прочим умел непостижимым образом давать точные сведения обо всем на свете, — что Христиан Снеедорф
В Копенгагене Снеедорфу принадлежали два пивоваренных завода, земельные участки на острове Фальстере и залежи фарфорной глины в Рённе. Он был так же акционером большого Северного Телеграфного Общества и криолитовых копей в Ивигуте. Вечно неутомимо-предприимчивый, хладнокровно-деятельный. Его глаза под густыми белыми бровями светились энергией. В них не было и следа старческой покорности или дряхлости, они выражали ум и хладнокровие. Приватно Снеедорф занимался на философском факультете. Его страстью были естественные науки и география. Бездетный вдовец, пресытившись удачными спекуляциями, он отдался путешествиям для удовольствия.
С хозяином судна прибыл Нильс Киркегор — капитан шхуны, основательно знакомый с северными водами моряк, — невысокий, сухощавый, рыжий, улыбающийся человек с веселыми серыми глазами.
Все население собралось приветствовать прибывших. Ведь они привезли с родины большую почту и массу новостей из далекого шумного света!
Уже при представлении Снеедорфу я с удовольствием почувствовал, что мы понравились друг другу. К тому же Снеедорф много путешествовал и хорошо знал мою родину. А вскоре я заметил, что он знаком с геологией, и это сблизило нас еще больше.
Обед, устроенный директором в честь прибывших, вполне заслуживал похвалы. Во время горячих тостов мы узнали поразительную вещь. Оказывается, перед нами были участники научно-изыскательской экспедиции, которая поставила себе целью глубоко проникнуть в область материкового льда и провести целый ряд наблюдений. Это было смелое предприятие, и я был им прямо очарован.
Еще с детства чувствовал я стремление к странствиям. С чувством глубокого наслаждения читал я описания путешествий и воображал далекие страны.
С тех пор как себя помню, я жалел, что наша земля так мала. С жалостью я смотрел, как исчезают, тая, словно снег на солнце, белые пятна, означающие на картах неисследованные края. И вот на земле уже нет ничего, что могло бы поразить новизной; все уже исследовано, кроме двух противоположных полюсов, которые, в сущности, являются лишь точками, без особых характерных черт, только геометрическими точками.
Вспоминается мне, как во время долгих гренландских вечеров говорил я об этом с Фелисьеном, и как веселый француз махнул рукою и с иронией произнес:
— О, ты прав! Все описано, все открыто! Бедные писатели-фантасты: не останется им, если они еще хотят сочинять, ничего больше, как открыть какую-нибудь новую «Лапуту» добряка Свифта, повешенную где-нибудь в воздухе!
Но не смею дальше отклоняться от рассказа.
— Самые смелые экспедиции, — сказал Снеедорф, поставив бокал и указывая на карту Гренландии, — самые смелые экспедиции для исследования внутренних частей этих датских владений произвели иностранцы. Неудачные, примитивные экспедиции Делягера и Иенсена едва ли заслуживают упоминания. В 1883 году был здесь швед Норденшельд; в 1886 году — англичанин Пири; в 1888 году — знаменитый норвежец Нансен; в 1893 году — опять Пири. Но где же тут датчане? Нужно этот недостаток заполнить; я хочу вписать сюда свое имя. Я остановился в Годгаабе, чтобы пополнить запасы угля и провизии.