Затерянные на Венере
Шрифт:
Свидетелем против нас выступал водитель, который привез нас от дома, скрывавшего вход в тоннель, к дому Эро Шана. Он сказал, что живет там же, по соседству; и, зная о похищении Налти, он немедленно проникся подозрениями, когда увидел трех людей в лохмотьях вблизи от этого места.
Он обвинил нас в том, что мы шпионы из Кормора и настаивал, что мы раскрашенные трупы — как тот человек, с которым я сражался, когда похитили Налти.
Расследовательское бюро выслушало мой рассказ, затем они кратко проверили Налти и Дуари. Они расспросили Эро Шана на наш
Мне показалось, что у них остались какие-то подозрения насчет Дуари. Так же показалось и Эро Шану, хотя он признался в этом только после того, как мы отвезли девушек домой к Налти и остались одни.
— Суд Хавату иногда ошибается, — сказал он серьезно. — Отвращение, которое мы чувствуем к Кормору и всему, что с ним связано, эмоционально окрашивает наши решения по связанным с ним вопросам. Дуари признает, что она некоторое время жила в Корморе. Она признает, что жила во дворце джонга Скора. Экзаменационное бюро не знает о ней ничего, кроме того, что она сама утверждает и того, что рассказал ты. Но они не знают, могут ли верить ей и тебе. Вспомни результаты своей экзаменации, и ты поймешь, что Санджонг не может испытывать к тебе большого доверия.
— Ты полагаешь, что Дуари может оказаться в опасности? — спросил я.
— Не могу сказать, — ответил он. — Все может решиться благополучно. Но, с другой стороны, если у экзаменационного бюро будет хотя бы малейшее подозрение в адрес Дуари, они прикажут уничтожить ее. Ибо наша теория справедливости гласит, что лучше допустить несправедливость по отношению к одному индивиду, чем рисковать безопасностью и благополучием многих. Иногда эта политика оказывается жестокой, но результаты доказали, что с точки зрения интересов расы такая политика лучше политики слабой сентиментальности.
Этой ночью я спал плохо. Меня угнетала тяжесть страха за исход завтрашнего судебного процесса.
22. Полет
Мне не было позволено сопровождать Дуари на экзамен. Ее отдали под попечительство той же самой женщины, которая охраняла Налти до аттестации. Звали ее, как вы помните, Хара Эс.
Чтобы скоротать часы, пока не будет объявлен результат, я отправился в ангар осмотреть мой аэроплан. Он был в прекрасном состоянии. Мотор работал практически бесшумно. В обычных обстоятельствах я не смог бы противиться желанию выкатить корабль на площадку за воротами для проверочного полета. Но я так издергался от недобрых предчувствий, что мне ничего не хотелось.
Я провел час в ангаре в полном одиночестве. Никого из моих помощников не было здесь, они все вернулись к своим обычным обязанностям после завершения постройки аэроплана. Затем я вернулся в дом, который делил с Эро Шаном.
Его дома не было. Я старался читать, но не мог сосредоточиться достаточно надолго, чтобы понять, что читаю. Мои глаза следили за странными амторианскими буквами, но мысли мои были с Дуари. Наконец я бросил это занятие и стал прогуливаться в саду. Нерассуждающий ужас окутал меня как покрывало, лишая всех желаний и способностей.
Не знаю, как долго я пробыл в саду, но наконец мои печальные грезы были прерваны приближающимися шагами. Я знал, что это должен быть Эро Шан. Я стоял в ожидании, глядя на дверной проем, в котором он должен был появиться. Когда я увидел его, мое сердце мгновенно обратилось в лед. Я прочел на его лице подтверждение моих наихудших предчувствий.
Он подошел и положил руку мне на плечо.
— У меня плохие новости для тебя, мой друг, — сказал он.
— Я знаю, — ответил я. — Я прочел их по твоим глазам. Судьи решили казнить ее?
— Это судебная ошибка, — сказал он. — Но у нас нет возможности апеллировать, в Хавату не существует института апелляции. Мы должны принять решение бюро, так как они действуют в полном убеждении, что таким образом лучше всего служат интересам города.
— Я ничего не могу сделать? — спросил я.
— Ничего.
— Они не позволят мне увезти ее из Хавату?
— Нет. Они так боятся оскверняющего влияния Скора и его созданий, что ни в коем случае не оставят в живых одно из них, если уж оно попало к ним в руки.
— Но она — не создание Скора! — вскричал я.
— Я совершенно уверен, что у них тоже есть сомнения на этот счет, но сомнение решается в пользу города, а не в пользу подсудимого. Больше ничего нельзя сделать.
— Как ты считаешь, они позволят мне увидеться с ней? — спросил я.
— Возможно, — ответил он. — По какой-то причине ее казнь отложена до завтра.
— Ты попробуешь устроить мне эту встречу, Эро Шан?
— Конечно, — ответил он. — Подожди здесь, а я посмотрю, что можно сделать.
Я никогда не проводил таких долгих и горьких часов, как те, в течение которых я ожидал возвращения Эро Шана. Никогда до сих пор я не чувствовал себя таким беспомощным и бесполезным перед лицом опасности. Если бы это были обычные люди, у меня оставался бы еще луч надежды, но здесь его не было. Их правоверность исключала даже слабую вероятность, что я мог бы подкупить одного из стражей. Их нельзя было разжалобить, взывая к чувствам. Холодная жесткая логика их рассуждений делала их умы неуязвимой крепостью для любого убеждения, любой мольбы. И крепость эту было бесполезно осаждать.
Я сказал, что потерял надежду, но это было не совсем так. Уж не знаю, что питало мои надежды, но представить себе, что Дуари казнят, было просто невозможно.
Прежде чем Эро Шан вернулся, успело стемнеть. Я не смог прочитать ни надежды, ни отчаяния на его лице, когда он вошел в комнату. Он казался очень серьезным и очень усталым.
— Ну? — спросил я. — каков вердикт?
— Мне пришлось нелегко, — сказал он. — Пришлось пройти весь путь наверх, до самого санджонга, но в конце концов я получил для тебя разрешение увидеться с ней.