Затерянные в смерти (сборник)
Шрифт:
– Я двести лет пытался и подозреваю, что любовь – это не по мне.
– Только потому, что путаешь вожделение с любовью. – Трясущейся рукой она поставила чашку на стол.
– Не надо играть словами, – сказал он, впервые с начала спора проявляя свой гнев. – Любовь и вожделение – не одно и то же, я знаю разницу.
– Но они и не исключают друг друга, – с жаром сказала она. – Я думаю, вожделение выражает стремление тела к любви. Вожделение и любовь вместе – это максимальная близость, которая только может быть между мужчиной и женщиной.
Взмахом руки
Изабель тоже встала. Этот спор слишком сильно подорвал доверие, возникшее между ними совсем недавно. Обняв Себастьяна, она прижалась щекой к его спине.
– Мне нужно работать. Вечером я приду петь.
Она почувствовала, как в нем спало напряжение. Из-за того, что она перестала его спрашивать? Из-за того, что она сказала, что придет? Из-за того, что она оставила за ним выбор относительно их будущего? Из-за того, что она не сказала «я тебя люблю»? А может, из-за всего сразу?
– Я провожу тебя до ворот. – На этот раз он взял ее руку и обвил вокруг своей руки. – Держаться за руки – это для детей. Так гораздо интимнее. – Это была чистая правда, особенно когда его рука касалась ее груди.
Полдороги они прошли в полном молчании. Изабель дышала утренним воздухом и наслаждалась нынешним моментом, зная, что за ним придет следующий.
– Хорошо, что не нужно никуда спешить. В Штатах не жизнь, а сплошная беготня. Здесь гораздо лучше.
– Двести лет такой вот тишины – это более чем достаточно.
– Ты хотел бы получить возможность умереть? – Вопрос вырвался раньше, чем Изабель вспомнила, что не собиралась докучать ему с расспросами.
– Изабель, если бы я знал ответ, то не уверен, что сказал бы его тебе. – Он немного помолчал. – Думаю, что я не могу умереть. После того как я был проклят, я несколько раз пытался утопиться, но кто-то обязательно меня спасал. Я заплатил за то, чтобы меня проткнули саблей, но тот человек упал и вместо этого убил самого себя. Я спасал ребенка из горящего дома в надежде, что я умру. Тогда я сильно обжег себе руки, и на то, чтобы полностью излечиться, потребовалось два года.
– Наверно, после этого ты сдался.
– Да. Отвечу на твой следующий вопрос – последний раз я пытался покинуть остров примерно двадцать лет назад. И не смог. Невозможно объяснить, какая сила меня здесь удерживает, но она не человеческого происхождения. Ну и кроме того, здесь есть целая деревня, жителям которой я даю средства к существованию.
Он более великодушен, чем готов себе в этом признаться.
– Женщина, перестань смотреть на меня так, будто я принадлежу к числу твоих святых мучеников. А теперь иди. Увидимся сегодня вечером.
Она поцеловала его, и этот короткий поцелуй был полон обещания. Если бы она знала, что их ожидает, то превратила бы этот поцелуй в прощальное объятие, которое он никогда не забудет.
Изабель любила свою работу. До сих пор в ее жизни работа всегда была на первом месте, но прошедшая ночь все изменила. Она
Она не была уверена, что Себастьян ее любит, что те чувства, которые он к ней испытывает, – это нечто большее, чем привязанность и страсть, но вот она его точно любила. Их будущее было в лучшем случае неопределенным, но настоящее было исполнено надежды.
Изабель переоделась и умылась так быстро, как только могла, после чего поспешила в дом знахарки. Эсме выглядела ужасно, словно всю ночь пила и курила все, что только можно было вообразить. Почему она на работе, если так плохо себя чувствует?
– Ты сука! – завопила знахарка и попыталась дать ей пощечину. Но Изабель умела себя защитить, и меньше чем через минуту Эсме уже лежала на полу, а Изабель сидела у нее на спине.
– Почему ты меня оскорбляешь?
– Ты переспала с ним. – Когда Эсме это сказала, ее гнев куда-то испарился – как будто из воздушного шарика выпустили воздух. Изабель слезла с ее спины и села на пол.
– Да, я осталась у него на ночь. Почему это тебя огорчает?
– Ты все еще так же чиста, как и вчера. Он тебя любит?
– Не знаю! – со злостью сказала Изабель и тут же сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. – Он не говорил мне об этом, но я его люблю и думаю, что только это имеет значение.
– Как ты можешь любить того, кого едва знаешь?
– Я никогда не считала, что тут важно время, важно, какие у тебя отношения с мужчиной. Ты знаешь, о чем я говорю, так как у нас с тобой все по-другому.
– Ты меня ненавидишь.
У Эсме явно начинался навеянный похмельем острый приступ жалости к себе. Изабель встала и пошла за чайником.
– Ты мне нравишься, и я очень уважаю твою работу, Эсме. Но чего-то все же недостает. Или, возможно, существует что-то чрезвычайно для тебя важное, которое не дает нам сблизиться. Если дружба для тебя важна, то ты скажешь мне, в чем тут дело.
– Нет. – Эсме с трудом поднялась на ноги. – Но должна предупредить тебя, что больше не могу с тобой работать. Покинь этот дом и найди для себя какой-нибудь другой способ развлечься. – Вырвав у нее из рук чайную чашку, она подтолкнула Изабель к двери. – И не будь дурой. Разумеется, любит он тебя или нет – это важно. Если нет, он отошлет тебя прочь, как только устанет от тебя или когда ты станешь слишком многого требовать. В конце концов, он всего лишь мужчина.
10
Прежде чем Изабель успела ответить, возразить или просто уйти, мужчина и женщина внесли в дом мальчика, чьи ноги были прикрыты окровавленной тканью. Изабель не могла вспомнить, как их зовут, но помнила, что они пришли делать прививки одними из первых.
– Он играл со своим братом, – сказала мать и начала плакать.
Отец мальчика обнял ее за плечи и продолжил рассказ:
– Они должны были собирать кокосовые орехи, но быстро устали и принялись играть с мачете. Эррео порезал ногу и, я думаю, отрубил себе пальцы.