Затерянные в Урте
Шрифт:
– Ты что делаешь, снег есть нельзя, у тебя начнётся гипотермия, сейчас разожгу огонь и растоплю воду, – сказал Илья с трудом приподнимаясь с кровати.
Но она продолжала молча есть снег, смотря стеклянными глазами в пустоту.
Нога горела огнём, и он не мог даже ей коснуться пола, Илью охватило отчаяние: «А что, если гангрена, они все погибнут без меня за считанные часы», – в страхе подумал он и по его телу пробежала холодная дрожь.
На улице с середины ночи начался сильный снегопад, а ледяной северный ветер с моря стал ещё сильнее.
Температура
– А, да, сейчас, – бурчал он спросонья не понимая, что происходит.
Наконец Женя встал и спрыгнув с кровати пошёл к печке.
– Посмотри там за печкой, или под ней.
Женя облазил всю печку, но ничего найти так и не смог.
– Хорошо, тогда придётся взять несколько досок с пола, – сказал Илья, раскладывая свой инструмент в небольшой топорик.
Осторожно опустившись на колени, он начал рубить доски, но они были сделаны из мореного дуба и через несколько минут лезвие топорика отлетело в сторону, инструмент был безвозвратно сломан.
– Ублюдки, для кого они это делают, ведь от этого зависит жизнь! – в ярости закричал он, кидая остатки инструмента на пол.
– Папа, папа успокойся, всё будет хорошо! – чуть не плача закричал Женя, подбегая к отцу.
Илья обнял сына и впервые в своей взрослой жизни ощутил, что начинает плакать, вчерашние иллюзии исчезли в одно мгновение и он полностью осознал бедственность их положения.
В этот момент в дверь постучали два раза, все замерли и молча посмотрели на дверь.
Затем она открылась и внутрь зашла большая заснеженная фигура Егора Тимофеевича.
– Доброе утро, я давеча видел, что вы в этот дом ушли и в ночь не стал вас беспокоить, – сказал он спокойным, добродушным голосом. – Я же предупреждал вас, что беда будет, ну да ладно, что теперь об этом вспоминать, главное, что все живы, здоровы.
– У нас папа ранен, – ответил Женя и расплакался.
– Ну, ну малец успокойся, – ответил дедушка, подойдя поближе, потрепав мальчика по голове. – Что с вами? – спросил он, поднимая Илью под мышки словно пушинку.
– Нога, – прохрипел тот от боли.
– Ну ничего, ничего, справим, – ответил дедушка, обнимая Илью за плечи и идя вместе с ним к выходу.
На улице стоял Черноух, высокий ретивый конь, запряженный в широкие сани. Положа Илью в сани, Егор Тимофеевич рассадил аккуратно всю остальную семью, бережно укрыв их овечьим шкурами.
– Торопиться надо, буран идёт, сильный будет, не выбраться потом, – сказал он, беря удила в руки. – Но, но Черноух, сегодня, дорогой мой коник, тебя потрудится немного придётся.
Конь, взбрыкнув неспешно поехал по дороге, которую стремительно заметал снег. Такой снежной бури Женя никогда не видел, снег скрывал даже фигуру коня, и он не понимал, как тот вслепую продолжает их вести. Только через сорок минут они подъехали к дому, ночной сумрак потихоньку расползался по небу, но из-за плотного снега и сильного ветра видимость не становилась лучше.
– Ай молодец, спасибо тебе! – сказал Егор Тимофеевич, спрыгивая вниз и угощая коня кусочками сахара, гладя при этом его по холке.
Положив на себя руку Ильи, он осторожно помог ему спуститься, Алла подхватила мужа с другой стороны, и они медленно отвели его в дом.
– Ох батюшки, он ранил вас! – сложив руки на груди вскрикнула Прасковья Авдотьевна.
– Нет, иди достань мазь, – ответил дедушка. – Мы вас на втором этаже поселим, там тепло, просторно, я уж вам на скоро руку одну большую кровать на всех сделал, – сказал он, заворачивая к лестнице, расположенной сразу слева от входа.
– А вы пока здесь посидите, чаю с пирогом попейте, – обнимая ребятишек сказала бабушка.
– Спасибо большое, – шмыгая носом ответил Женя, усаживаясь перед самоваром. Лиза молча села, прижимая к себе Фоську, который пригревшись крепко спал и посмотрела на картины.
Бабушка открыла кран и стала наливать кипяток в кружку: – Нравится, да у нас здесь раньше много народу жило-то, а сейчас только мы с дедом, да Семён, вот тебе и вся деревня.
– Вы сами рисовали, какие странные краски, – тихо ответила Лиза, закрывая рот от сильного кашля.
– А ты смотрю простыла вся, ничего, сейчас полечим тебя, – ответила бабушка, ставя кружки с чаем перед детьми. – Давно я рисовала, краски-то мне давал дед Кузьма, он тоже рисовал маленько.
– Вы учились? Работа хорошая, насыщенная! – отпевая глоток чая сказала Лиза.
– Да нет, что ты, кто нас учил-то, жил у нас дьякон один, так он только читать и писать научил немного и всё. Кушайте, кушайте, не стесняйтесь, еды много у нас, – смеясь сказала бабушка, подвигая к детям брусничный пирог.
– Спасибо, – ответили Лиза с Женей.
– На здоровье, кушайте, – ответила бабушка и взяв в руки из комода стеклянную банку с мазью пошла на вверх.
На втором этаже располагалась просторная мансарда с выходом на небольшой балкон, который смастерил Егор Тимофеевич, здесь они с бабушкой любили вечерами пить чай и любоваться на звёзды. Вдоль стены стояла здоровенная кровать, сбитая из досок, размером четыре на два метра, покрытая сверху несколькими слоями овечьих шкур. В место подушек на ней лежали четыре холщовых мешочка с сеном, так как других постельных принадлежностей в доме не было.
Уложив Илью на край, Егор Тимофеевич внимательно осмотрел рану: – Слава Богу, ничего серьёзного нет! – тяжело выдохнув, сказал он. – А то помощь ни как сюда доехать не сможет, да куда там, к вечеру навалит так, что из избы не выйдешь.
– Спасибо вам большое за спасение, а мы даже вам не представились, я Алла, а это мой супруг Илья, – вытирая нависшие слёзы сказала Алла, стараясь улыбнуться.
– Князья мы что ли, нам представляться, ну да будем знакомы, я Егор Тимофеевич, а это моя половинка, Прасковья Авдотьевна, – с улыбкой ответил он, показывая рукой на поднявшуюся к ним супругу.