Затерянные во времени. Огненная королева
Шрифт:
– О… э… уверена, возраст догонит меня, когда я меньше всего буду об этом подозревать. – Роуз выдавила из себя смешок.
– Ну, пора поспать. Завтра нас ждет третье платье для пиршества. – Сара снова вздохнула. – Сплошная радость ей служить. – И она повернулась на другой бок.
– Кому?
– Королеве, конечно.
Радость служить. Она, должно быть, чокнулась!
– Я очень за нее волнуюсь. За ее здоровье. Оно такое слабое! А сама королева такая худенькая.
– Как думаешь, у нее расстройство пищевого характера?
– Что? О чем ты говоришь, Роуз? Я никогда о таком
– Не бери в голову.
– Просто мне интересно, не слишком ли она хрупкая, чтобы разродиться ребенком?
– Думаю, сначала она должна разродиться мужем.
– Роуз! – Сара села прямо на постели. – Какой кошмар. Что ты такое говоришь?
– Я имею в виду, ей нужно выйти замуж. Ребенку расти одному – не сахар.
Уж я-то знаю. Вот поэтому я здесь, чтобы снова увидеться с отцом, ведь мама, мой единственный родитель, умерла.
– Роуз! – Сара хихикнула. – У тебя такой странный взгляд на вещи. Ей подыскивают супруга.
«Это преуменьшение года!» – подумала Роуз. Кстати, об охоте на женихов: одна уже состоялась. Об этом судачили по всему дворцу. Ходили разные слухи о том, кто мог претендовать на руку королевы Англии. О Карле V, императоре Священной Римской империи, потом о его двоюродном брате Филиппе, принце Испанском, – поговаривали, что его популярность при дворе растет. А Эдвард Куртене, граф Девон, представлялся Роуз настоящим слизняком, хотя остальных она никогда не видела.
– Я лишь говорю о том, что лучше завести мужа, прежде чем рожать детей.
– Твои слова возмутительны, Роуз. Конечно, у нее будет муж, они будут жить долго и счастливо и нарожают кучу детишек.
«Но вопрос не в том, – подумала Роуз, – сможет ли королева Мария выносить ребенка, а в том, сможет ли супруг королевы Марии вынести ее саму».
Вскоре она услышала мягкий храп Сары. Хотелось, чтобы здесь была Фрэнни и чтобы отец вернулся с ней! Он тут, в Лондоне, в Уайтхолле, но она никогда не чувствовала себя настолько брошенной… Одиночество, как ей казалось, напоминало непроницаемую каменную стену, которая росла вокруг человека, отрезая его от всего остального.
Роуз вдруг поняла, что видела или чувствовала это одиночество в Марисоль, ее больших блестящих карих глазах. Почему Марисоль выстроила вокруг себя стену? Теперь Роуз была уверена, что Дженни, она же Динь-Динь, специально подставила ту подножку. Вероятно, это часть ритуала посвящения в Злых Королев XXI века, спецподразделение гнева и разрушения. Остальным всегда приходилось проявлять себя. Они поступили так же с Сибби Хуанг, когда заставили ее испортить коньки Джо. Но Сибби, к счастью, поняла, насколько ужасны они были и насколько ужасной становилась она сама. И больше к ним не подходила.
Роуз о стольких вещах не могла поговорить с Сарой, но могла с Фрэнни. Что подумает Сара, ответь ей Роуз, что она, естественно, никак не изменилась? Видишь ли, Сара, я действительно не стала старше с тех пор, как ты в последний раз меня видела. Максимум на несколько минут. Но она не могла ничего такого произнести.
А Фрэнни знала все ее секреты потому, что тоже была путешественницей во времени. Знала, откуда взялась Роуз, пыталась помочь найти ее отца. Фрэнни никогда ее не предала бы. Карлица Беттина тоже знала, кто отец Роуз, но не путешествовала сквозь эпохи. Беттина была хорошей женщиной. Она передала Роуз то самое послание, велела ей в полночь пойти в сад Хэмптон-Корта, чтобы встретиться там с отцом в окружении дамасских роз. Это был первый раз, когда они увиделись. А еще Беттину королева Мария украла у своей сестры Елизаветы ради собственной потехи. Было совершенно ужасно думать, что карликов при дворе считали предметами развлечения.
Роуз вспомнила о сцене в швейной мастерской, когда вошла королева, как ее ошеломил вид медальона на костлявой шее. Дамасская роза была нитью, которая связывала их всех: мать, бабушку и отца, который его сделал. Золото, неодушевленный предмет, но в то же время и нечто большее. Казалось, будто роза на медальоне увяла на шее королевы Марии. Глаза Роуз широко раскрылись в темноте каморки под карнизом, как будто на нее пролилось рассветное откровение. Пусть Мария Тюдор, королева Англии, носит этот медальон с розой, но он никогда не станет ее собственным! Точно так же, как никогда не принадлежал Елизавете. Она снова коснулась впадинки у шеи, где когда-то висел медальон, и ощутила, как растворяется во сне. Или это просто другая реальность?
Подобно кораблям, ходящим ночью, Роуз скользила в свой сон как раз в то время, когда просыпалась ее бабушка. Что-то потревожило Розалинду Эшли. И в ту ночь она сделала то, чего не делала давно: встала с кровати, не став звать из соседней комнаты свою сиделку Бетти. Затем, укутавшись не в одну, а в целых три шали и взяв трость, направилась к лестничному лифту. Внизу лестницы стояли ее ходули. Она чувствовала, что вот-вот зацветет еще одна дамасская роза. Ее нужно было переставить в оранжерею.
– Сейчас же! – пробормотала она.
Дамасские розы цвели приблизительно в Рождество, и за их перестановку в оранжерею отвечала Роуз. Но сейчас Роуз спала. Не хотелось будить ее… Потому что, внезапно подумала бабушка, возможно, та ушла «блуждать» – так Розалинда называла собственное хождение сквозь время в другой век. Она не вмешивалась в дела внучки. Это действительно больше ее не касалось. Ее обязанностью было заботиться о Роуз настолько хорошо, насколько позволял преклонный возраст. Но тем не менее она хотела присмотреть за дамасской розой, которая вот-вот должна расцвести. Роза была особенной – ее прививали в преддверии рождения матери Роуз. Подумать только, ее Розмари было бы уже почти сорок пять лет, будь она жива!
«Как летит время, – подумала Розалинда, – или запутывается». Когда она услышала, что Розмари умерла, а родная внучка переедет жить к ней, то привила еще одну розу, для новой Роуз. Это казалось правильным, давало надежду. Она, конечно, не говорила об этом самой Роуз… пока не говорила. Черенки для прививания часто не приживались. Розалинда надеялась, что этот маленький пересадыш, как она их называла, выживет, но пока не знала точно. Первые цветы появляются лишь через два-три года. Роуз к тому времени исполнится уже четырнадцать или пятнадцать! Розалинда задавалась вопросом, будет ли сама жива через три года.