Затерянный мир Кинтана-Роо
Шрифт:
Когда мы прибыли в Танках, «Лидию» приветствовал дон Хорхе Гонсалес. Он тоже помнил меня и принял нас необычайно радушно.
Оказалось, что у него на кокале работал теперь Бенансио, брат Канче, поэтому можно было не теряя времени отправляться дальше, в Тулум. Бенансио сказал мне, что Канче сейчас на своей мильпе, он рубит и выжигает деревья, подготовляя поле для посева. Был сухой сезон, до начала дождей оставалось два месяца. Дон Хорхе Гонсалес не возражал против того, чтобы мы взяли в проводники Бенансио, при условии, что он вернется обратно, как только мы встретимся с Канче.
Весь вечер обсуждали мы с доном Хорхе последние новости на побережье. Я узнал, что, с тех пор как в Кинтана-Роо началось «нашествие туристов», сюда с Косумеля с каждым днем приходит все больше и больше судов, доставляющих людей к развалинам Тулума. Аэродромов здесь тоже прибавилось. В сухой сезон в Танкахе постоянно приземляются небольшие самолеты с туристами, а через несколько часов снова увозят их в Мериду или на Косумель. Таким образом, Танках становился довольно оживленным центром туризма, и дон Хорхе даже построил тут что-то вроде гостиницы, где можно было остановиться на ночь.
Я узнал также о провале проекта строительства дороги в северной части Кинтана-Роо. Об этом проекте политические деятели начали говорить еще в 1900 году, однако он всегда оставался лишь пустым обещанием, хотя начиная с 1905 года эта несуществующая дорога появлялась даже на картах. Дон Хорхе отремонтировал и привел в порядок наезженную джипами колею, проходившую через его кокаль и мимо развалин. Теперь дорога идет вдоль всего берега до Бока-де-Пайла миль на двадцать пять.
Что же касается индейцев из деревни Тулум, то, по словам дона Хорхе, дела у них совсем неважны, там сейчас свирепствует свинка. Эта безобидная для нас болезнь была страшным бедствием для индейцев в Тулуме от нее уже умерло трое и многие находились в очень тяжелом состоянии.
На следующий день в Танках из Мериды прилетел самолет с тремя пассажирами. Они направлялись на рыбную ловлю в кемпинг у Бока-де-Пайла и прибыли сюда прямо из заснеженного Нью-Йорка, не подозревая даже, что всего три года назад этот район был совсем диким и недоступным. Мне стало не по себе от того, что на пустое развлечение тратились огромные деньги, в то время как поблизости было столько бесценных храмов, никому не известных или неизученных. Хуже того, из-за отсутствия медицинской помощи целая деревня страдала от такой болезни, как свинка, и многие даже умирали. И тут же, совсем рядом, люди тратили по сто долларов в день на спортивные утехи. Несомненно, такие перемены не принесут Кинтана-Роо ничего хорошего.
Около двух часов мы в сопровождении Бенансио отправились в Тулум. Шагая по узкой тропинке среди мокрого подлеска и поваленных стволов деревьев, я снова вдыхал сырой воздух джунглей и чувствовал радостное возбуждение. Солнце едва пробивалось сквозь густую листву, отовсюду доносились странные звуки джунглей: хохот чачалаки, кваканье лягушек, стрекот насекомых. Босой Бенансио очень быстро, почти бегом, шел впереди, за ним с опаской следовала Мари-Клер, до смерти боясь наступить на змею. Но в общем-то джунгли ей очень нравились. Она всю жизнь провела среди лесов средней Франции, где в поместье отца часто охотилась на оленей. Вскоре, однако, Мари-Клер призналась, что ее лошадь ей здесь бы не помешала.
Углубляясь в лес, мы чувствовали, как постепенно слабеют узы, связывающие нас с внешним миром. Как не похож этот лес на горные леса Бенгалии и на леса непальских долин! Ничто не нарушало однообразия этой плоской равнины, и нам казалось, что мы идем по темному подземелью в каком-то странном мире зеленых теней, полусвета и сырости. Здесь как будто снова оживал таинственный мир Чаков, царство богов майя, мир иной цивилизации, исчезнувшей и забытой.
Наконец мы вышли к поляне с ветхими овальными хижинами. В деревне царила мертвая тишина. Здоровые мужчины ушли работать на мильпы, а все больные лежали в гамаках. В дверях одной из хижин мелькнуло какое-то хилое создание с раздутой головой. Особенно страдали от свинки мужчины. Она поражала их половые органы, что приводило к смерти или в лучшем случае к импотенции.
Свинка была лишь одной из многих болезней, которые пересекли Атлантический океан. Вместе с сифилисом, скарлатиной, желтой лихорадкой, оспой она постепенно истребляла миллионы американских индейцев.
И вот индейцы снова в бедственном положении, а цивилизованному миру нет до них никакого дела. Нам это казалось тем более страшным, что мы находились всего в двух часах лёта от мыса Канаверал. Индейцы Чан-Санта-Круса потерпели еще одно поражение. Очевидно, эта эпидемия, пришедшая из внутренних районов, охватила все поселения.
К великому сожалению, мы ничем не могли помочь индейцам, в нашей аптечке не было подходящих лекарств. Мы лишь могли посоветовать держать больных в тепле и давать им поменьше пить — все, что мы сами узнали от дона Хорхе.
Бенансио сразу повел нас к своему тестю, деревенскому жрецу, с которым я беседовал три года назад и который рассказал мне тогда о войне индейцев Чан-Санта-Круса.
Мы провели целый вечер в его хижине, где нас угощали бобами и тушеной чачалакой. По обычаю майя, все ели по очереди, получая горячие тортильи прямо с огня. Пока я ел, женщины окружили Мари-Клер и стали с любопытством ее разглядывать. Никогда в жизни не приходилось им видеть белокурых людей, и они в изумлении трогали волосы Мари-Клер своими смуглыми руками. А потом принялись обучать ее основам домашнего хозяйства майя, позволив ей приготовить тортильи. По словам Мари-Клер, дело это требовало гораздо большего искусства, чем можно было подумать. Кусок теста надо все время как-то перебрасывать с руки на руку и слегка похлопывать, придавая ему нужную форму.
Когда накормили меня и Бенансио, настала очередь Мари-Клер. Ей как женщине не полагалось мяса, и я потратил немало времени, стараясь убедить Бенансио, что Мари-Клер, хотя она и женщина, нужна такая же еда, как и мне. Мари-Клер все эти разговоры только забавляли, хотя потом она сокрушалась по поводу «женской доли». Разумеется, ей не по нраву была тяжелая жизнь индейской женщины, которой приходится без конца сидеть у огня и стряпать. На ночь мы повесили свои гамаки в хижине Пабло Канче, где оставались его трое детей и жена, и уже собрались ложиться, как вдруг в хижину вошли две старые женщины (одна из них оказалась тещей Канче). Они принесли в подарок Мари-Клер свежие яйца, которые мы передали миссис Канче.
На следующий день у индейцев был религиозный праздник. Мы с Мари-Клер присутствовали на церемонии в служившей храмом маленькой хижине. Когда своеобразный ритуал был закончен, нам полагалось выпить по огромной чаше освященного напитка атоле. Положение мое было не из легких, потому что из опасения обидеть тестя Бенансио (жреца) я должен был выпить на глазах у всех индейцев не только собственный калебас с тепловатой клейкой жидкостью, но еще и помочь Мари-Клер управиться с ее порцией.
На следующий день мы отправились на мильпу Канче. Путь наш был довольно долгим. Изнывая от жары, мы кружили между стволами высоких деревьев, шагая по узкой тропинке среди сплетений лиан, пальм, папоротников, мхов. Наконец послышались удары мачете, и мы вышли к мильпе. Канче и еще трое мужчин рубили громадные деревья и кустарник. Каждый ствол срубался примерно в четырех футах от основания, а вся масса поваленных деревьев поднималась футов на шесть от земли. Все это потом останется сохнуть на солнце до тех пор, пока по традиционному календарю майя не настанет время поджигать высохшую массу.