Затерянный остров и другие истории
Шрифт:
— Скажи, Энди, ведь ты не продашь Серую? Ну скажи, не продашь?
— А почему бы и нет, малыш? — раздался густой бас из темного угла за печкой.
И Джеки сразу увидел, что Элик Дункан опередил его с предложением продать лошадь.
— Потому что… — начал мальчик, — потому что… ну, потому, что она нам помогает, Энди и мне. Она помогает по ночам зажигать свет.
Объяснение это было неубедительным, и Джеки это понял.
— Сдается мне, в последнее время Энди не очень-то занят своим фонарем, — продолжал десятник. — И потом, ты же знаешь, старина Энди болен, ему не так-то легко заработать. Лишний кусок свинины в день да порция бобов ему не помешают, я думаю. Лошадь ему теперь не нужна. Ему даже не на что будет ее содержать, когда придет зима. Что от нее пользы теперь? А деньги ему нужны.
Но к этому моменту мальчик уже справился с собой.
— Трелевка убьет Серую. Она не продержится у лесорубов и дня. Она же старая, — выставил он возражение.
— Все так, сынок, — сказал подрядчик, — на такой работе она и впрямь долго не продержится. А все ж Энди успеет получить свои денежки, смекаешь? Даже если лошадь быстро выдохнется.
— Но… но ведь Серая умрет, — сказал мальчик с болью.
— Все может быть, — сказал десятник, — зато Энди будет на что жить, а это много важней.
— Так ведь я же буду Энди помогать! — воскликнул мальчик, он был полон решимости. — Я уже привык зажигать фонарь. Я могу выполнять любую работу. Разве нельзя, чтобы рабочие с лесопилки платили Энди, как раньше? Разве нельзя, ну, скажи, Энди? Я буду за тебя зажигать фонарь, только Серую мы не отдадим. Ты согласен, Энди? Согласен?
Джеки стоял у Энди за спиной и, охваченный волнением, прямо-таки впился худыми детскими руками в рукав его ветхой рубашки, причем высокий голос его зазвенел еще выше, настойчивей и совершенно серьезно.
— Погоди, малыш, — заговорил старый француз, — я и не догадывался, что ты к ней так привязался. Я лично совсем не хочу продавать Серую и не продам ни за что, если ты будешь помогать мне с этой работой для лесопилыциков.
Элик Дункан поднялся и, когда Джеки схватил его за руку со словами: «Видите, мистер Дункан, Энди не собирается продавать Серую. Он сам так сказал. Вы же слышали?»— оглушил всех громким простодушным смехом.
Потом великан наклонился, подхватил мальчонку и посадил к себе на плечо, как какого-нибудь котенка.
— Идет, Блуждающий Огонек, делай как знаешь. Мы все, кто работает на лесопилке, станем и дальше платить Энди, только уж ты помогай ему, чем можешь, тогда он, наверно, и не продаст Серую, оставит ее себе на счастье.
— Я уверен, что на счастье, — рассмеялся Джеки. — Серая все понимает. А что, правда, мистер Дункан, она понимает все-все. Во всяком случае не меньше, чем рабочие с лесопилки.
— Надеюсь, — сказал подрядчик сдержанно. — А то какая б это была лошадь?
— Скажите, а почему вы назвали меня Блуждающим Огоньком? — спросил мальчик со своего насеста на плече великана.
— Так говорят: «Джек-фонарщик», а значит это — «блуждающий огонек». По-моему, тебе подходит эта кличка, — улыбнулся десятник. — Я частенько видел этот блуждающий огонек в болотных низинах и топях. Мелькает над землей, словно танцует, веселенький такой светлячок, перескакивает с места на место, чтобы предупредить лесорубов об опасности, ну точь-в-точь твой фонарь, который предупреждает лодочников: мол, здесь заверть, опасность.
— А отец говорил мне, — возразил мальчик, — что блуждающий огонек — это обманный огонек, он дурачит людей, зовет куда не надо. Если за ним пойдут, он может завести в трясину, и человек погибнет.
— Да, но люди прекрасно знают, что за твоим огоньком не надо идти, — сказал уже вполне серьезно подрядчик. — Твой огонек предупреждает, а не манит.
— Ладно, мой сигнальный огонек всегда будет на месте, пока ноги носят меня, — заверил Джеки, когда великан-десятник опустил его на пол. И добавил: — А если вдруг не смогу, пошлю Серую.
Все тогда рассмеялись, не ведая, однако, что не пройдет и нескольких недель, как слова мальчика сбудутся.
Стоял конец января, и ночь на реке была самая темная, какую помнили. С запада надвигалась нешуточная буря, даже звезды на небе оказались под замком у мрачных туч. Джеки Морен подрезал фитиль в фонаре, подлил масла, посвистел Серой и отправился в путь, не смущаясь наступающей черноты ночи. Хозяин тьмы явно перестарался, напустив такую кромешную непроглядность. Мальчик не проделал и полдороги к реке, а уж ничего не стало видно, ну разве что на несколько шагов перед собой. А было всего-то не более половины шестого.
В шесть рабочие разойдутся с лесопилки и направятся к реке, перейдут ее по тонкому льду и благополучно доберутся до дому, только если будет гореть фонарь, а нет, так кто-нибудь, а то и все, могут угодить в предательские объятия Дикой Кошки без всякой надежды выбраться живыми на берег.
— Он назвал меня Блуждающим Огоньком, — говорил сам с собой мальчик. — Но это же обманный огонек, вот сегодня ночью он убедится, что никого я не обманываю.
И мальчик продолжал пробираться сквозь тьму. А следом за ним, спотыкаясь, но не отставая ни на шаг, шла на свет фонаря старая преданная лошадь. Ее нежный нос, как всегда, почти утыкался в плечо мальчика. Казалось, конца пути не будет, и Джеки, ссутулившись, весь сжавшись, наклонив голову, с трудом преодолевал сопротивление ветра, но двигался вперед. Когда он был уже в пятидесяти ярдах от поворота, за которым таилось опасное место, неожиданный порыв ветра сорвал с его головы шапку и покатил прочь по узкой тропинке. Джеки попытался схватить ее, как сделал бы каждый мальчишка на его месте, а когда это не удалось, кинулся за ней в погоню. В темноте он не видел ни края обрыва, ни скалы слева всего в нескольких футах от него, нависшей над злополучной ямой. В пылу погони он вдруг рванулся вперед и, полетев вниз, очутился ниже пешеходной тропы. Он упал тяжело, неудачно. Одна нога подвернулась, и, приземляясь, он услышал, как она негромко, но резко хрустнула. Правое колено словно онемело. Он попробовал было подняться, но снова упал, обмяк мешком.
И тут Джеки с ужасом понял, что встать не сможет. На миг боль и кромешная тьма оглушили его. Тьма, потому что падал он, не выпуская из рук фонаря, и тот погас. Мальчик чиркнул спичкой и снова зажег его, на что, к счастью, не потребовалось слишком большого труда. Ему показалось странным, что ураган вдруг сам собой стих, но, взглянув наверх, он обнаружил, что лежит в ложбине, а ветер по-прежнему гуляет в вышине. Здесь, внизу, он был надежно защищен от бури, однако чувство радости сменилось страхом, когда он понял, что и фонарь тоже оказался под укрытием, потому что между ним и берегом реки выросла скала, по выступу которой он шел, и добраться до смертельно опасного места с зажженным фонарем он не сможет. Хотя он и находился рядом с ним, просто рукой подать, все равно предупреждающий огонь будет спрятан от глаз тех, кто переходит по льду Дикую Кошку.
Поначалу он был совершенно раздавлен случившимся. Он сел, не в силах унять дрожь. Первоначальная бесчувственность в поврежденной ноге уступила место острой боли, а сознание того, что ему не удастся предупредить лесопильщиков, что он и в самом деле оказался лишь «блуждающим огоньком», мучительной хваткой сдавило ему сердце и мозг. Его охватило отчаяние, мрачнее и страшнее надвигающейся ночи. Он лишь представил себе, как услышит треск лопающегося льда над гибельной ямой под отрядом лесопильщиков, и в ужасе закричал: