Затмение Луны и Солнца
Шрифт:
Яков Иваныч повесил фуражку на сучок. Потом отошел назад на несколько шагов и стал вытягивать вперед руку с пятаком, стараясь закрыть от своих глаз фуражку. А глядел правым глазом, левый закрыл.
— Видишь, Василий, я стараюсь поставить монету так, чтобы она закрыла фуражку. Если я ее далеко от себя держу, то она не закрывает фуражку: крайчик ее мне виден, а когда руку я сгибаю, и пятак ближе к моим глазам, фуражка совсем закрыта. Вот, теперь я ее совсем не вижу. Возьми-ка, Вася, удочку и смерь удилищем, как далеко от моего глаза пятак и как далеко фуражка.
Василий смерил.
Вышло, что до пятака кусок удилища,
— И теперь что же? — спросил он.
— А теперь, значит, вот что: во сколько раз фуражка дальше, во столько раз она и больше. Давай смерим.
Смерили. Оказалось в шесть раз дальше, и фуражка в поперечнике вышла, примерно, в шесть раз больше пятака.
— Ну, примерно, — недовольно пробормотал Василий, — примерно — это не дело.
— Видишь, хитрый какой! А ты бы хотел, чтобы не аршином, а удочкой мерить, да чтобы тебе точка в точку все доказать? На то приборы измерительные есть. Там, братец мой, крупинки не пропадет, все он тебе точно измерит, а сейчас и не в точности суть. Я хотел только тебе показать, что, не трогая фуражки руками, я могу ее величину узнать. И показал.
Но Василий не сдавался.
— Показали, потому что мы удочкой могли смерить расстояние. А если мы хотим узнать, какая луна, велика ли она, так ведь удочкой, я думаю, до неба не дотянешься.
— В этом ты прав. Молодец, парень: котелок у тебя варит. А ученые люди, братец, не хуже тебя соображали: и узнали расстояние до луны.
— На поезде туда съездили? — съязвил Василий.
— Эх, ты, голова! Да знаешь, сколько бы ехать надо было, если бы туда поезда ходили? На самом скором поезде, который сто верст в час делает, надо было бы пять месяцев ехать без остановки. Но поезда на луну, конечно, не ходят, и даже на самолете туда не летают. А ученые, сидя на нашей старухе — земле, узнали, как далеко от нее до луны.
— Расскажите как.
В это время Пантелей Семеныч возвратился, неся огромный ворох сучьев.
— Это что же такое? Василий, что же рыба-то? А?
— Рыба?
Василий сразу и не вспомнил, о какой рыбе речь идет, а Яков Иваныч только посмеивался, глядя на него.
— Вы его не спрашивайте, Пантелей Семеныч, он только что с луны свалился, а там рыбы нет: подохла она там давно.
Но Василий уже опомнился и кинулся поскорей чистить окуньков, которые грудой лежали на траве.
— Долго ли вычистить? Пока ты костер разведешь, все и готово будет.
Пока уха варилась, Яков Иваныч продолжал свой рассказ.
— Сейчас покажу тебе, примерно, как можно расстояние измерить.
— Опять примерно?
— Конечно. Для того, чтобы точно измерить, и понимать точное измерение, надо много и долго учиться. А так с налету, только примерно и молено понять. Пантелей Семеныч, идите к нам, будем вместе мерить.
— Чего это?
— Расстояние вон до того дерева, до березы сухой, видите, в конце поляны стоит?
— Как же я вам помочь могу? Шагать, что ли, к березе-то к этой?
— Нет, шагать не надо. Дайте нам бечевочку, найдется у вас?
— Бечевку можно дать, от блесны отвяжу, хорошая бечевка, крепкая.
— Крепкая — неважно. Была бы она метров пять длиной, и хватит с нас.
— Чего это метров? Я на метры не знаю, а что сажень десять в ней есть, так это верно.
— Сажень, примерно, два метра. Значит, веревки у вас больше, чем надо.
— Так… — сообразил Пантелей Семеныч, отвязывая бечевку. — Еще чего вам надо?
— Еще бы нам две трубочки какие-нибудь.
— Вот уж чего нет, так уж нет, трубочками не богат, я собачьи ножки курю, из газеты скручиваю.
— Да я не о таких трубках говорю, мне надо глазами сквозь глядеть. Из бумаги бы свернул, да бумаги нет с собой.
— Из бересты нельзя ли?
— Вали из бересты, ладно, — ответил Яков Иваныч и вдруг спохватился: — погоди, есть у меня бумага, я забыл, в кармане тетрадка у меня есть!
Он достал тетрадку, свернул две трубки, оставив только самую узкую дырочку, чтобы глазом сквозь видно было. Потом привязал одну трубку к веревке и стал мерить от нее по веревке пальцами.
Привязал одну трубку к веревке и стал мерить от нее по веревке.
— Чего это вы так рукой меряете? Что ваша рука вроде аршина, что ли? — спросил Василий.
— Конечно. От кончика большого пальца до кончика среднего 20 сантиметров. Стало-быть, если я пять раз так отложу по веревке — у меня метр получится. Теперь гляди: я отмеряю пять метров и тут вторую трубку привязываю.
— А это для чего?
— Сейчас увидишь. Бери в руки одну трубку, а вы, Пантелей Семеныч, берите другую. Станьте так, чтобы веревку натянуть, и оба глядите одним глазом сквозь трубку на сухую березу.
— Оба глядите одним глазом сквозь трубку на березу.
Видна вам береза?
— Видна.
— Не двигайтесь, погодите, мне надо в тетрадке нарисовать, как у вас трубки направлены. Глядите, я рисую в тетрадке нашу веревку, только делаю ее в 25 раз короче, чем она на самом деле. Теперь я подведу тетрадку под твою трубку, Василий, и нарисую, как она от веревки отклоняется, нарисую угол этот самый, что между трубкой и веревкой. Теперь, на другом конце нарисованной моей веревки я наведу твой угол, Пантелей Семеныч.
И Яков Иваныч, подставляя тетрадку по очереди под трубки, начертил карандашом углы, которые между трубками и веревкой образовались.
— Как ваши трубки идут вкось, так я на бумаге точно поставил вкось две черты. Теперь глядите: вот на бумаге наша веревка, вот — наши трубки.
Вот на бумаге наша веревка, береза и трубки.
Глаза смотрели с разных концов, а сошлись на березе. В этом месте стоит наша береза. Смерим теперь сколько в тетрадке от веревки до березы? Примерно, 50 сантиметров. А на самом деле должно быть в 25 раз больше, т. е. 12 1/2 метров, потому что веревка наша в моей тетрадке в 25 раз меньше настоящей веревки, и весь этот треугольник получился в 26 раз меньше. Теперь, Василий, проверь меня: я говорю, что до березы 12 1/2 метров, т. е. шагов 18. Ну, шагай! Проверяй, правду ли я говорю.