Затмение
Шрифт:
Вот он и вспомнил. Возможно, именно те мои слова и подтолкнули его к этому решению – воссоединиться со мной не только на работе и тусовках, но и дома. Я с радостью и недолго думая приняла его предложение. Это казалось таким естественным развитием событий, мы были очень близки духовно, нам было интересно вместе. С ним иначе и быть не могло, но мне безумно льстило то, что и ему со мной не скучно.
Я думала, что уже имею всё, что только может пожелать молодая амбициозная москвичка, но оказалось, что совместное проживание с Павлом Боем может привнести в мою жизнь ещё больше
Так, казалось бы, играючи мы прожили почти год. Яркий, потрясающий, незабываемый год накануне моего двадцатилетия. Пару раз мы с Павлом отдыхали на экзотических курортах. Раза три в год он уезжал в командировки со своими друзьями модельерами и стилистами. Этих его деловых поездок я ждала, пожалуй, даже больше, чем нашего с ним совместного отдыха, потому что на время отсутствия Павла я негласно оставалась за главную в редакции. Официально это не объявлялось, но сотрудники все понимали и вели себя соответственно: обращались ко мне за советом, прислушивались и даже иногда побаивались! И в эти моменты я чувствовала, что весь мир у моих красивых ног в туфлях от Prada.
За две недели до моего юбилея Павел с сожалением сообщил, что не сможет присутствовать в Москве в день моего рождения, поскольку должен посетить очень важный показ в Милане. Но пообещал, что по возвращении устроит мне фееричный праздник. Я ничуть не обиделась: неделя моды в Милане – это святое! А пока, чтобы я не расстраивалась, он протянул мне ключи от своего шикарного жёлтого кабриолета и торжественно сообщил, что с сегодняшнего дня эта машина оформлена на моё имя. Подарок был как нельзя кстати в начале мая, и я прыгала до потолка от восторга.
На своей новой машине я лично доставила Павла в аэропорт. Мы тепло распрощались на две недели. А через неделю со мной случилось это.
В тот день я поехала в загородный дом одной известной супружеской четы, как обычно, взять интервью и сделать несколько снимков. Для этого дела взяла штатного фотографа нашего журнала. Закончили мы только к вечеру.
Когда на обратном пути пересекли МКАД и ехали по Ленинскому проспекту, уже смеркалось. Мы трещали о чём-то, делились впечатлениями о быте звёзд. Вадик – так звали фотографа – между тем нахваливал новое авто и восхищался моей манерой вождения. Я хвасталась, что в восемнадцать лет сдала на права сама, с первого раза, а до этой шикарной тачки ездила только на восьмерке «Жигулей» и стареньком «Ниссане» с ручной коробкой передач.
За разговорами я не заметила булыжник посреди дороги или, возможно, приняла его за кусок грязи, поскольку погода была слякотная и весь день лил дождь. Правое переднее колесо налетело на камень, и раздался резкий хлопок – камера разлетелась на куски, по асфальту заскрежетало железо диска. На секунду я запаниковала и выпустила руль, затем, схватившись за него с новой силой, притормозила и, облегчённо вздохнув, поспешила успокоить взволнованного Вадика:
– Не беспокойся, всё под контролем, сейчас прижмусь к обочине.
Но этого мне сделать не дали. Тяжеловесная машина (я не разглядела марку) неслась в крайнем правом ряду, и, как оказалось, её водитель не удосужился даже притормозить, невзирая на виражи, которые я выделывала на дороге из-за разорвавшегося колеса. Не сбавил он скорость даже тогда, когда я на аварийке направилась к обочине, вместо этого протаранив мне правый бок, – так, что меня отбросило на противоположную сторону встречной полосы. Впрочем, то, что дело обстояло именно так, я узнала чуть позже.
Очнулась. Жива. Я ощупала себя с головы до ног. Цела, кажется. Немного дурно – видимо, сотрясение мозга. Лежу на больничной койке. В палате одна. Я вздохнула с облегчением, попыталась восстановить цепочку событий: до удара всё помню прекрасно. Видимо, в момент удара я отключилась. Я с нетерпением принялась ждать, когда кто-нибудь зайдёт и поведает мне продолжение этой невесёлой истории. Также было интересно расспросить о состоянии автомобиля и фотографа Вадика. Ждать пришлось недолго, зашёл доктор в белом халате:
– Пришла в себя? Ну слава богу. А то уже два часа следователь дежурит в коридоре. Небольшое сотрясение, серьёзных повреждений нет. Рекомендую постельный режим, но из больницы выпишем уже завтра. А дальше как они скажут. – На этом доктор закончил и собрался уходить.
– Кто они? – прохрипела я. В горле пересохло.
Доктор не удостоил меня ответом, а только сделал пригласительный жест человеку в форме, который через несколько секунд присел на стул рядом с моей койкой.
Всё, что рассказал мне этот человек, никак не укладывалось в моей голове. Начал он, как мне показалось, довольно дружелюбно:
– Доброго здоровьица, госпожа Рассказова Маргарита Сергеевна. Рад, что отделались легким испугом. – Я хотела сказать «спасибо», но что-то мне подсказало, что его лучше не перебивать. – Позвольте поведать вам о том, что вы натворили вчера вечером…
После этих слов последовал рассказ, который, казалось, не имеет никакого отношения ко мне. Я слушала про погибшего пассажира жёлтого кабриолета Вадима Семенова, про двух студентов, стоявших на пешеходном переходе и сбитых насмерть тем же жёлтым кабриолетом. Про свёртки кокаина и марихуаны, спрятанные под задним сидением этого злосчастного кабриолета.
По моему телу пробежали мурашки, моё затуманенное сознание начало складывать эти жуткие кусочки в одну цельную картину, историю, в которой я – именно я, Маргарита Рассказова, самая счастливая женщина на земле, – стала главной героиней.
Дальше всё было как в тумане. На следующий день после больницы – следственный изолятор, потом суд. Взволнованное лицо Павла, который приходил ко мне на свидания каждый день, вещал про лучших адвокатов, про то, что не пожалеет никаких денег, сделает всё, что в его силах.